Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришла как-то свекровь в гости, пообщались, чай попили, разговорились, затем она резко соскочила с кресла, сняла тапочек и к углу ринулась. Я её приостановила:
— Вы что? — спрашиваю.
— А во-о-он жук ползёт, — в недоумении протягивает она.
— Ну и пусть ползёт. — Я-то уже поняла, про какого жука она говорит.
— Да ты что, здоровенный такой, откуда он взялся у вас?
— Откуда, откуда… Приполз откуда-то, пусть живёт, он нам не мешает, — взглянув на жука, рассказываю ей что-то своё.
— Ну, тебе не мешает, а мне мешает, — снова пытается соскочить с кресла, но… Не успела договорить, как прибежала Дашка, жука в зубы и понесла восвояси. Жук, естественно, весь зашевелился, а мне пришлось признаться, что это игрушка. Посмеялись.
Посмеялась я и тогда, когда целенаправленно принесла этого жука к Вадиму Николаевичу. Пройдя в его комнату, незаметно подкинула насекомое на краешек дивана. Усы и лапы жука задёргались.
— Ой, — притворно вскрикнула, отпрянула от дивана, заметив с каким удивлением Вадим Николаевич вытаращил глаза на жука.
— И откуда это он? — удивляется ещё больше, разводя руками.
— Да, поди, дохлый, — прикидываюсь, словно не заметила, что жук шевельнулся.
— Нет, нет, Валечка, он живой!
Тут Вадим Николаевич для полного убеждения берёт со стола очки и возвращается к дивану. А я, опять же крадучись, задела жука, жук снова задрыгал лапками и усами.
— Да живой он, Валечка, живой! — радуется жуку.
— Ну и что ты с ним будешь делать? — задаю вопрос, сдерживая улыбку. Хочу добавить, что на тот момент Вадиму Николаевичу было без году девяносто.
— Как что, не убивать же его, сиротинку?.. И откуда он приполз? — размышляет вслух, пожимает плечами в негодовании.
— А-а-а давай его с балкона скинем, пусть летит, — предлагаю.
— Не-е-ет, так нельзя. На улице потеплеет, тогда и отпустим, а сейчас пусть у меня погостит. Куда ему — холодина там ещё. И откуда он взялся?..
— А мне кажется, он до-о-охлый, — медленно протягиваю палец к жуку, затем резко отдёргиваю руку в сторону с испугом, — ой, вроде живой.
Вадим Николаевич тут же берёт карандаш со стола и прикасается к жуку для полного убеждения. Жук снова зашевелился.
— Живой, Валенька, я ж тебе говорю, что он живой, но слаб, попоить бы его не мешало, — сочувственно сказав, отправился на кухню за водой. А мне так стало жалко Вадима Николаевича, зачем же я его разыгрываю, признаться бы уже пора… Но вижу, тащит коробку из-под книг. Тут я помогла положить жука, вернее, бросила его туда. Опять же прикинулась, что брезгую.
— Да не бойся ты его, Валечка, он и так обессиленный…
— Ага, не бойся, сам не бойся, тоже боишься.
— Да нет, я вроде бы и не боюсь, но как-то… — он втянул голову в плечи, улыбнулся, затем нагнулся над коробкой и стал внимательно разглядывать насекомое. Причём у Вадима Николаевича зрячий только один глаз, и то… так себе.
— Сейчас водичкой попоим и крошечек хлебных дадим, всё вдвоём нам веселее будет. А летом я его отпущу, пусть летит с Богом.
Тут я не вытерпела:
— Вадим Николаевич, а вы на календарь посмотрите, какое сегодня число?
— Ну первое, — отвечает в недоумении, для убеждения всё же глянул на настенный календарь.
— Так вот, пошутила я, обмануть вас решила, в этот день можно…
Тут мы вспомнили и того года первое апреля, когда я медвежонка ему предлагала… Но то другая история. Посмеялись. Рассказал мне, как однажды за ванной жил у него паучок, долго жил, с полгода, однако потом куда-то исчез. Много раз мы и этого жука вспоминали. А я как можно чаще стала звонить и ходить к Вадиму Николаевичу в гости, понимая, что такое одиночество. И больше никаких розыгрышей. Никаких…
Счастливый карась…
— Дэвушка, а дэвушка, купи карась, хороший карась, свэжый карась, зажарышь, пальчики оближешь. Мэня вспоминать будэшь.
Тут я остановилась, не от того, что его, мужчину грузинской национальности, вспоминать собираюсь, а от того, как пальчики облизывать буду от съеденного мною вкусного карася. Слюнки побежали. Ну люблю рыбу, с детства люблю, а сейчас она такая дорогущая, вровень с мясом цену заломили. Совсем редко покупать стала. А тут так размечталась… Прибегу домой, в муке обваляю, на растительном маслице до золотистой корочки зажарю — вку-у-усно.
— Ну что, давайте мне вашего хвалёного.
— А почэму одного? — всё с тем же акцентом спрашивает он, раскрывая огромную клетчатую сумку.
— А мне и одного достаточно! — глядя на карасей, добавляю, — они у вас такие здоровущие, что и втроём не осилишь.
— Здоровые, для тебя откармливал, — уже подшучивая, выбирает, что покрупнее, карася.
— О-о-о-о, так они здесь все шевелятся — живые.
— Дэвушка, самые наисвэжайшие, бэри, пока не раздумал тебе продать. Такой товар долго не залёживается, у мэня быстро разбирают.
Тут он мне ещё много чего стал говорить про свой товар, а я, давясь слюной, всё мечтала о жареном карасе. Пришлось взять живого, они почему-то все были живые. Не торговалась, сунула деньги и домой. Решила, пока иду, карась и успокоится, помрёт, значит. Слегка накрапывал дождь, я ускорила шаг, в магазины не надо было заходить, да и дорогой никто не попался, так что до дому дошла быстро. Открываю пакет, а карась-то мой живой. Да ещё как зашевелился, словно его только что выудили из речки.
— Что же с тобой делать? Впору хоть назад неси. И зачем купила, обошлась бы и без него, пельмени отварила, да ещё борщ вчерашний остался. Поразмышляла. Глядя, как он усердно бьётся в пакете, пропала охота видеть его жареным.
— А поплавай-ка ты у меня в ванной. Саша всё равно в рейсе, завтра приедет, а там видно будет, может, карасю вода не подойдёт, проснусь, а он того, тогда и зажарю.
Как всегда, долго не могла заснуть, а когда заходила в ванную комнату, невольно обращала внимание на карася. В один момент показалось, что уже всё, прикоснулась к нему, а он и поплыл вдоль ванны. Живучий, и так мне его жалко стало, так жалко… И зачем купила? Снова задаю себе вопрос.
— Ладно, живи до завтра! — громко сказала уже карасю, а он в ответ как хлестнёт хвостом, брызги в разные стороны, словно святой водой окропил. Здоровущий. В два