– Адриан узнает? – спросила я.

– Да. Но его здесь нет.

Кристалл на ладони вестника снова показывал Патрика, а парнишка расписывал, как храбро сражался молодой наследник рода и какая это потеря для королевства. Сам король скорбит!

Во рту сделалось горько, будто меня заставили выпить отвар полыни. Король скорбит! Представляю себе! А уж как скорбят Дейтоны и Фарли! Особенно Адриан. Еще бы, ведь желанный трофей в виде меня почти попал в руки, но ускользнул, просочился сквозь пальцы. Да Адриан носом землю рыть станет, чтобы меня отыскать!

Ничего, я окажусь быстрее! Соберу артефакты и поверну время вспять!

– Пошли отсюда, – пробормотала я.

Я не знала, куда идти и что делать дальше. С чего начать? Ни единой мысли, за которую можно зацепиться. Пустота в голове, в душе и… желудке.

Он напомнил о том, что голоден, неприличным урчанием. Я схватилась за живот и чуть не сгорела со стыда. Моя гувернантка, госпожа Легель, отчитала бы меня как малявку за такую вульгарность. «Истинная леди не должна голодать, но и не должна наедаться досыта. И сытый, и голодный желудок мешают размышлять о благопристойных вещах…»

Мешают размышлять! Я не ела почти сутки, не считая бокала шампанского вечером. Последняя моя трапеза – хлеб с джемом вчера за завтраком.

Мне было так плохо и тяжело на душе, что казалось, я не смогу впихнуть себя и крошки, но мне нужен план, а значит, я обязана позаботиться о теле!

– Я голодна! – сообщила я джинну, когда мы отошли подальше от толпы и встали в тени глухой стены. – Сделай мне…

Я задумалась, мысленно перебирая еду, которую можно жевать на ходу. Однажды, будучи в столице, я видела, как ватага мальчишек ест из промасленного кулька картофельные палочки, истекающие жиром. Папа наотрез запретил мне даже мечтать о такой гадости, но Патрик тайком притащил мне кулек. Правда, палочки к этому времени отсырели и сделались квелыми.

Продавали на улицах города и зажаренную до хруста мелкую рыбешку, и отварной картофель. Придется есть руками, но что поделать.

– Желаю картофельных палочек!

Джинн странно хмыкнул и протянул мне бумажный сверток, который будто вытащил из воздуха. Я тут же сунула палочку в рот, но не почувствовала ни вкуса, ни запаха, словно жевала бумагу.

– Что это? – опешила я.

– Иллюзия, – усмехнулся джинн. – Так же, как одежда на тебе. Как конь, на котором я въехал во двор тюрьмы. Слухи о возможностях джиннов сильно преувеличены.

– Я ею не наемся…

Джинн чуть наклонил голову с бесстрастным видом, но в глазах его горело удовлетворение. Он снова упивался моей беспомощностью. Гад, гад! Ну ладно!

– Иллюзию монет тебе ведь ничто не помешает создать? – презрительно спросила я.

Спустя несколько минут я сидела в забегаловке, которых было полно в этой части города. Она насквозь пропиталась кислым запахом пива и курительной смеси, замызганные столы можно было отчистить только с верхним слоем древесины. Радовало лишь то, что ранним утром в трактире оказалось тихо и пусто.

Я села за дальний столик в углу, спиной к двери. Джинн расположился напротив. Заспанная подавальщица принесла завтрак: толстый ломоть серого хлеба, яичницу и запотевшую глиняную кружку. Я понюхала:

– Пиво? Ой… Можно воды?

– От воды ты, дорогуша, будешь дристать дальше, чем видишь, – грубо ответила служанка. – Пей, ничего с тобой не сделается. Оно слабое.

Я вцепилась зубами в хлеб. Он оказался вчерашним, твердым, как подошва. Чтобы протолкнуть кусок в горло, пришлось сделать изрядный глоток пива. Прогорклый напиток ударил в нос, я закашлялась.

А потом без перехода разревелась. Слезы катились по щекам, капали на хлеб, смешивались с пивом… Перед внутренним взором снова и снова вставали портреты. Папа, мама, Патрик… Сердце рвалось и болело, будто чья-то безжалостная рука проникла в мою грудь и терзала, и сжимала его.

Я совсем одна в этом мире. Совсем одна! Не считая хитрой и коварной твари, с которой я теперь связана договором. Я впервые за долгое время подняла глаза на джинна и вздрогнула от мрачной радости на его лице, которую он и не пытался скрыть.

– Каково это, терять родных и любимых? – спросил он, вперив в меня черный взгляд. – Наверное, легче позволить красным муравьям искусать себя до смерти, лишь бы перебить эту боль? Подставить руки под каленое железо? Да только это не поможет. Ты горишь в огне, зайчишка.

– Ненавижу тебя! – прошептала я. – Как же я тебя ненавижу, погань.

*** 15 ***

Джинн никак не отреагировал на мою неприкрытую ненависть и ничуть не изменился в лице, но его ответ заставил кожу покрыться мурашками.

– Не боишься, что на закате, когда придет время исполнять свою часть договора, я тебя придушу? – спокойно спросил он.

А смотрел так, что стало ясно: не шутит.

– Не боюсь! – выпалила я, вовсе не чувствуя той отваги, что звучала в голосе. – До смерти не задушишь. У нас договор!

Джинн криво усмехнулся. Ох, не нравилась мне эта отвратительная улыбочка!

– Нельзя нарушить сделку, – неуверенно произнесла я. – Ты ведь…

Сердце заколотилось как бешеное.

– Ты ведь не солгал? Время можно повернуть вспять? Мы… Я… Если я соберу все артефакты, моя семья останется жива? – торопливо заговорила я.

– Солгал, – ответил он. – Или не солгал. Ты все равно этого не узнаешь, пока не соберешь артефакты.

По непроницаемой физиономии джинна невозможно было понять, какой вариант истинный. Он насмехался надо мной, продолжит глумиться и дальше. Пора брать себя в руки и перестать вестись на провокации.

Я некоторое время молча завтракала: отщипывала кусочки от краюхи и ковыряла желток подгоревшей яичницы.

– Ладно… Раз уж нам пришлось заключить временный союз, постараемся не вести себя как дикари. Хочешь есть?

– Я не нуждаюсь в еде.

– Ну… Понятно. Не нуждаешься. Но, может, хочешь попробовать, что едят люди?

– Нет аппетита.

Я вскинула взгляд и прикусила язык, с которого готово было сорваться язвительное «Из-за меня?» Спокойствие! Союз, мир, цивилизованные воспитанные люди! Во всяком случае, я.

– Как тебя зовут?

– Тот, кто первым вызвал меня из браслета, назвал Редьярдом.

– Редьярд? Разве могут быть у джиннов такие имена? – не поверила я.

– Настоящее я тебе не скажу.

– Может, я стану называть тебя «раб браслета»? – не удержалась я. – Как ты меня – зайчишкой!

– Лживым зайчишкой, хозяюшка. Можешь называть как твоей душе угодно, но это не значит, что я откликнусь.

Я сжала кулаки и со свистом втянула воздух сквозь сомкнутые зубы. Разговаривать с джинном все равно что пытаться пробраться сквозь запутанный лабиринт или решить сложную шараду: необходимо следить за каждым