Весной некоторые реки превращались в могучие гремящие потоки и, заполняя ущелья, могли достичь тысячи футов глубины. Напоровшись на завал, реки останавливались и образовывали озера, пока не находили нового стока, который впоследствии углублялся и расширялся течением. Внушающий благоговейный страх ежегодный прилив воды приносил с собой ил, гравий и камни, создавая временами изумительные скульптуры.

Терпеливо вторгаясь туда на протяжении веков, жизнь внесла свои изменения в страну ущельев. Местность, где было достаточно открытого пространства, солнечного света и воды, была усеяна плодородными долинами. Животная жизнь следовала за травой и деревьями до тех пор, пока там не собралась вся экология, происходящая, несомненно, от одного вида, особенно приспособившегося к местным условиям. Благодаря своей врожденной приспособляемости там преобладали вездесущие; они могли летать, плавать и ползать, а все это было необходимо в стране ущельев. Там не было огромных видов, которые наполняли джунгли ужасом ночных кошмаров, потому что для шестидесятифутовых монстров с их мускулистыми, но относительно небольшими крыльями, воздух был недостаточно плотный, так как страна ущельев находилась на высоте полутора миль над уровнем моря. Но все-таки там были достаточно большие, чтобы представлять определенную зубастую угрозу, вездесущие, длина которых достигала двадцати футов.

Каким-то образом — абсолютно непостижимым, если не верить, что жизнь обладает крайне неумолимой магией — менее приспособленные животные нашли свой путь даже в самые глубокие ущелья этой страны. Там, где на открытые пространства проникали солнечные лучи, существовали дюжины различных видов травоядных, включая и гиппопотамов — Рааб сейчас лениво наблюдал за их непрерывно жующими сородичами. Создания, напоминающие грызунов, скрывались в темных расселинах. Другие, как кролики, передвигающиеся прыжками, наполняли ущелья. Живущие на деревьях четвероногие, очень похожие на земных кошек, о которых Рааб читал в книгах, выискивали на ветвях гнезда вездесущих или спрыгивали сверху на спины опрометчиво зазевавшихся существ, живущих на земле.

Среди растительной жизни, большинство представителей которой были уникальны, королями Дюрента были плавуны-растения, что росли на длинных извилистых озерах средних высот, где световой поток, если не прямые солнечные лучи, создавал благоприятные условия.

* * *

Плавуны, хотя и существовали в других областях Дюрента, особенно хорошо приспособились в стране ущельев. Они росли в спокойной воде, глубина которой могла достигать двадцати футов, а их длинные корни тянулись ко дну и словно якорем цеплялись за грязь.

Над единственным, утолщающимся книзу, корнем плавал толстый и пористый (и поэтому плавучий) лист, достигающий пятнадцати футов в диаметре. На этих мягких растительных полях вертикально, на рост человека, поднимались зеленые ветви с маленькими листьями. Ветви располагались довольно близко друг к другу, но все-таки человек мог пролезть между ними.

В определенные сезоны в середине плавучего листа появлялся прямой толстый стебель, поддерживающий семенную коробочку растения. На Дюренте существовали и другие растения, размножающиеся воздушным путем, когда ветер уносил их семена, но это были маленькие растения; их семена уносились ветром за счет массы пушистых и шелковистых прядей. Семена плавунов достигали размеров головы человека, поэтому природа позаботилась о них и наделила большими, наполненными гелием шарами восьми футов в диаметре, которые поднимали семена над озером и уносили прочь из ущелья.

Как плавуны забирали гелий из воздуха (атмосфера содержала только четыре процента гелия) было загадкой ботаники. Одна теория, которая вполне удовлетворяла Рааба, предполагала, что в процессе роста растение использует другие составляющие воздуха, а гелий откладывает в шар. Газ, насыщающий клетки плавучего листа, был тем же гелием, хотя не таким чистым, как в шаре. Кроме того, в шаре газ находился под давлением, поэтому стенки непроницаемой растительной материи не сморщивались даже тогда, когда это хитроумное приспособление природы поднималось в более разреженный воздух.

В любом случае, плавуны вырабатывали гелий и наполняли им шар, который после созревания семян отрывался от пересохшего стебля и уносился в небо. Шар поднимался к солнечному свету на тысячу футов над краями ущельев и дрейфовал в воздухе пару сотен миль, пока через какую-то способность световое приятия или восприимчивость к восходящим воздушным потокам, а может, каким-нибудь чувством, что присущи животным, не находил новое озеро, подходящее для воспроизводства.

Эти шары плавунов и были источниками гелия. Конечно, блимпы могли отлавливать в воздухе освобожденные шары, но это было слишком утомительно, а для «Пустельги» вообще невозможно. Обычно блимп (в нормальные времена это были курицы или другие большие грузовые корабли) отыскивал озеро с созревшими семенами и, используя ручные меха, перекачивал гелий из шара в свой газовый баллон.

Рааб сомневался, что Мэдерлинк обладает такими же знаниями о стране ущельев и озерах плавунов, какие собрал он сам. Он думал, что, когда придет время собирать урожай плавунов, он сможет избежать встречи с вражескими блимпами.

Первую часть своего плана он все-таки выполнил.

Он повернулся и посмотрел на корму корзины. Усталые руки и спины гребцов двигались сейчас быстро и согласованно, только взмахи маленького Поки Рейджера были несколько вялыми и неуверенными. Для разношерстного, набранного с таким трудом экипажа они принимали все более приемлемый вид, и он надеялся, что они выдержат до конца. Продовольствие, находящееся. на борту «Пустельги», нельзя было назвать превосходным, но теперь они добрались до страны ущельев, и Рааб хотел попытаться поохотиться, потратив день-два на это, а также насобирать орехов, зерен и зелени. В таком рейсе люди должны питаться гораздо лучше, чем они могли позволить себе на Столовой Горе Лоури.

Он посмотрел в южном направлении. Едва видимая в тумане, Лоури выделялась над самым горизонтом. Вы могли бы различить ее очертания, если бы знали точно, куда смотреть. При постоянной работе веслами и попутном ветре, скорость которого в среднем составляла два узла, за два дня «Пустельга» покрыла довольно большое расстояние.

— Хорошо снова оказаться в воздухе, Рааб, — сказал Эммет Олини. Рааб, горло которого немного сжалось от волнения, посмотрел на триммера и кивнул.

— Да. Но нам еще надо добраться до входа в ущелье и пересечь его. — Он посмотрел вперед, где неясно вырисовывались потрескавшиеся стены обрывистого края страны ущельев. — Я думаю, мы подойдем к утесу и двинемся вдоль него на восток. Мы находимся примерно на сорок миль западнее Большой Песчаной Реки, и, по моему мнению, приток протекает где-то в семнадцати милях восточнее нас.

— Это точно, капитан.

Они закончили свой путь к востоку вдоль утеса. Здесь не было никаких признаков находящихся вблизи вражеских блимпов или планеров.

«Пустельга» сейчас двигалась на высоте около пятисот футов над основанием утеса и примерно на таком же расстоянии от края страны ущельев. Внизу были разбросаны осыпавшиеся камни. На таком фоне она выделялась едва заметным пятнышком, ползущим в