Может, он и впрямь не собирался убивать меня сейчас, но мне было просто ужас как страшно. Тут дверь вновь отворилась и вошел Улисс. Кочевой тут же смолк и уставился в пол, а Улисс оглядел нас с этим своим дурацким доброжелательным видом.

— А, — сказал он, — похоже, вы уже начинаете находить общий язык?

Я уже открыла, было, рот, чтобы сказать все, что я по этому поводу думаю, но кочевой, укравший чужое имя, опередил меня.

— Да, — ответил он, — все в порядке, друг.

* * *

Весной в соленое озеро к востоку от становища через перемычку, соединяющую озеро с морем, заходит рыба — мы называем ее «головастик» — нагуливать жир и метать икру. И в день весеннего равноденствия все близлежащие становища выделяют своих людей для большого лова. На закате они ставят сети в том месте, где озеро соединяется с морем, и всю ночь носятся по озеру с факелами, загоняя рыбу в протоку, а утром выбирают сети. В эту ночь те, кто остался на берегу, обычно жгут костры и пляшут, чтобы рыбакам была удача. Потом почти целый лунный месяц в округе воняет рыбой, повсюду блестит серебрянная чешуя и зеленые мухи слетаются на горы потрохов, но эта ночь и впрямь замечательная, волшебная ночь, и когда я рассказала Улиссу, он прямо загорелся и сказал, что хочет поглядеть на ночной лов. Похоже, он ничего такого раньше не видел — если они и впрямь прилетели со своих звезд, значит там у них рыба не водится, подумала я.

— Если вы захотите быть с теми, кто ставит сети, — сказала я, — Кречет не будет против.

— Хорошо, — сказал он, — тогда мы с Дианой…

— Не понимаю, при чем тут Диана? Женщины не ставят сети. Если хоть одна войдет в озеро во время лова, рыба обидится и навсегда уйдет в море. А то вы не знали?

— Понятия не имел, — сказал он. — Но ты же идешь?

— Я-то в озеро не лезу. Я буду вместе с остальными — сидеть на берегу и жечь костры. Очень мне надо, чтоб меня камнями закидали!

— Ясно, — сказал он. — Ну что же, тогда она тоже посидит на берегу.

Он помолчал, потом спросил:

— А если бы мы взяли с собой Барсука и Кожана?

— А вы сами как думаете?

— Думаю, — печально сказал он, — никто из ваших им не обрадуется. А жаль — это был бы такой хороший предлог для начала мирных переговоров. Кожан у себя в племени не маленький человек…

— Это он вам сказал?

— Почему я должен им не верить?

— Потому что они никогда не скажут вам правды, кочевые. И никакой он не Кожан — тоже украл у кого-то имя.

— Дались тебе эти имена, — сказал он раздраженно.

— Это же самое важное, как вы не понимаете? У них совсем нет чести, вот ни на столечко…

— А я надеялся, ты все же переменишь свое мнение, когда познакомишься с ними получше, — печально заметил он.

— Улисс, — ответила я, — и не просите.

* * *

Что бы он там в глубине души ни думал, но внял голосу здравого смысла и взял с собой только Диану. Она осталась на берегу озера вместе с остальными женщинами и ребятней, которая, как всегда бывает в такой праздник, носилась туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Звездная Женщина держалась хорошо, с достоинством, но я-то видела, что ей неуютно — наши бабы всячески старались дать ей понять, что она тут как пятая нога зайцу. Я знала, они ее презирают — ничего из того, что положено делать приличной женщине она не умела, даже спрашивала про то, как мы выпекаем хлеб. Повсюду горели костры — весь берег был в огнях, точно звездное небо осенью; смех и голоса перекликались друг с другом, отражаясь от воды, небо переливалось всеми закатными красками, потом позеленело, потом зелень сменилась глубокой синевой и костры на берегу запылали еще ярче. В озере тоже сияли огни, отражаясь в черной воде, — факелы, фонари и масляные плошки — частью на лодках, частью в руках у загонщиков — озеро-то было мелководное, большей частью по пояс. Из зарослей камыша то и дело взлетали вспугнутые птицы, но сегодня никто на них не обращал внимания. Порою низко-низко над головой летучие мыши проносились на своих мягких крыльях, привлеченные множеством насекомых, ошалевших от такого обилия света.

Диана наблюдала за всем этим завороженно, даже рот приоткрыла. В руках у нее был такой специальный Предмет, совсем крохотный, при помощи которого каждый потом сможет увидеть то, что видела она — они называли его «камера». Она медленно водила этой штукой из стороны в сторону, потом обернувшись, увидела меня, и кажется, обрадовалась — обычно-то она относилась ко мне снис ходительно, как к дуре какой, но сейчас, видимо, устала от враждебности остальных.

— Ох, — сказала она, — до чего красиво. Все эти огни…

— Это для рыб, — пояснила я, — рыба в эту ночь боится света, она хочет уйти от него через протоку. А там поставили сети.

Она грустно проговорила:

— Вы все делаете с какой-то определенной целью, верно?

Я удивилась.

— А как же иначе? Глупо было бы делать что-нибудь просто так.

Она покачала головой и вновь взялась за свою камеру. Небо стало совсем черным, равноденствие совпало на этот раз с новолунием; считалось, это обещает удачный год.

На востоке, мерно дыша в ночи, лежало море. Разглядеть его сейчас было невозможно, но над ним висела дымка, сквозь которую звезды едва просвечивали. Именно оттуда, из-за края воды весной прилетали дикие гуси, крича и жалуясь, точно испуганные младенцы, на те неведомые мне силы, что гонят их в наши края. Я подумала — может, там, вдалеке, вообще нет земли и они плачут потому, что им суждено без устали кружить на ветру? Или они прилетают с той яркой, точно умытой дождем зеленой звезды, которая порою появляется за краем моря?

Когда я спросила об этом Диану, она покачала головой и сказала: нет, там, за морем, тоже земля — почти такая же как эта.

— Тогда почему бы им не оставаться там на все лето?

Она ответила, что у птиц так заведено испокон веку; они просто не могут не прилетать, так уж они устроены.

— Как вы? Или вы прилетели сюда, просто потому, что там, где вы жили раньше, кончилась еда?

Она сказала — нет, там было не так уж плохо, но они и впрямь не могли не прилететь сюда, так что да, что-то в этом роде. Но им пришлось проделать очень долгий и опасный путь, а птицы летят всего лишь из-за моря.

Я сказала:

— Тогда откуда вы знаете, что там, за морем, если вы там не бывали?

Она объяснила что да, знают, как она выразилась «в общих чертах»; во-первых потому, что видели все сверху, до того, как опуститься в наших краях, во-вторых, потому что они недавно отладили что-то вроде этой вот камеры, которая парит над землей сама по себе, наподобие дикого гуся.

— Если хочешь, можно как-нибудь посмотреть на то, что она видит, — предложила она.

Я вежливо сказала «большое спасибо», — они, вроде, не склонны были приврать, хоть и верили разным глупостям, вроде той истории о двадцатилетней осаде. Но зачем им понадобилась такая штука, было не очень понятно — ладно, взглянуть раз-другой, это еще куда ни шло, все же интересно, что где делается, но чтобы тратить все свое время, разглядывая чужие места, в которые, может, и не попадешь никогда…