— Красивая песня, — похвалила Элизабет. — Научишь меня?

— О, не знаю, миледи, — смущенно ответила женщина. — У меня много дел.

— Ты должна меня слушаться, — властно заявила Элизабет. — Я дочь короля.

— Да, миледи, конечно, миледи, — пробормотала служанка. — Полагаю, должна.

— Конечно должна! — подтвердила Элизабет. — Ты ведь Бланш, да?

— Бланш Перри, миледи.

— Давай сядем. — Элизабет подвела Бланш к креслу у окна.

Сперва неохотно, а потом все увереннее Бланш принялась учить Элизабет своей песне, строчка за строчкой, пока девочка не запомнила.

— Пойду спою ее Кэт! — воскликнула Элизабет и поспешила продемонстрировать гувернантке свое совершенное владение валлийским.

— Я выучила новую песню! — объявила она. — Сейчас спою.

Кэт присела на скамью, отложив шитье.

— Слушай, — сказала девочка и без запинки пропела валлийскую песню чистым ясным голосом.

Когда она закончила, Кэт восхищенно захлопала в ладоши.

— Где вы этому научились? — удивленно спросила она.

— От Бланш Перри, — ответила Элизабет. — Пусть еще научит меня валлийскому.

— В самый раз для вас, — заметила Кэт. — Ваш дед, король Генрих Седьмой, был наполовину валлийцем, и его предки — древние принцы Уэльса. Он родился в Уэльсе, в Пембрукшире, и фамилия Тюдор, которую носит ваша династия, — валлийская. Я прослежу, чтобы Бланш уделяла вам час-другой в неделю на изучение валлийского языка.

Так оно и случилось. Бланш оказалась не лучшим педагогом, но сумела научить Элизабет песням и стихам, объяснив, что они значат. За проведенные вместе часы Бланш успела привязаться к юной госпоже, столь живо интересовавшейся историей и традициями покоренного народа и оказавшейся такой дружелюбной и покладистой.

Однажды Элизабет подарила ей алую ленту, которая, по ее мнению, красиво бы смотрелась в волосах Бланш. Женщина от избытка чувств лишилась дара речи, а когда к ней вернулась способность говорить, упала на колени.

— Готова служить вам всегда, миледи, да хранит меня Бог! — пылко пообещала она.

Элизабет улыбнулась, ответ Бланш доставил ей немалое удовольствие.

— Так тому и быть! — сказала девочка. — Ты должна остаться при мне.

— Я останусь, даю вам слово! — воскликнула валлийка.

Когда шестилетняя Элизабет со своей свитой прибыла во дворец Уайтхолл на Рождество, там уже столпился люд. Повсюду царила атмосфера радостного ожидания, и не только из-за предстоящих празднеств.

— Когда же я увижусь с моей новой мачехой? — заявила Элизабет, следуя за главным управляющим в приготовленные для нее апартаменты, окна которых выходили на широкое русло Темзы.

— Придется вам потерпеть, миледи, — как я слышала, она еще в Кале, дожидается попутного ветра, — ответила Кэт, открывая дорожный сундук.

— Сколько тут придворных дам! — Элизабет приводили в восхищение их утонченность, роскошные платья и украшенные драгоценностями головные уборы.

— Ваш царственный отец пригласил их в честь новой королевы, — объяснила Кэт, доставая из сундука рубашки и ночные сорочки. — Я уверена, что он уже назначил некоторых ее фрейлинами.

— Говорят, она очень красивая, — сказала Элизабет. — Надеюсь, и добрая тоже.

— Наверняка, — улыбнулась Кэт.

Король пребывал в приподнятом настроении, когда встретил свою младшую дочь в приемном зале:

— Приветствую тебя, миледи Бесси! Твоя сестра Мэри уже здесь, а твой брат-принц прибудет завтра.

— Приятно слышать, сэр, — ответила Элизабет, радуясь новой встрече с отцом. — Не могу дождаться, когда он приедет. Я редко его вижу, но много о нем думаю. И я сшила ему новую рубашку. — Она уморительно сморщила лицо.

Король Генрих улыбнулся:

— Не сомневаюсь, в ней он будет выглядеть великолепно, пусть даже ты и не очень старалась!

— Но, сэр… — возразила Элизабет.

— Не важно. Помню, мальчишкой я ненавидел сидеть над уроками, вместо того чтобы упражняться на турнирной арене или стрелять по мишеням. А когда стал королем и на меня свалилось бремя государственных дел, больше всего мне хотелось отправиться на охоту…

Он замолчал, вспоминая молодость, когда был юным богом как в седле, так и в спальне, а мир казался бескрайним и полным надежд, и они с Кейт любили друг друга. Это было еще до того, как Великое дело[4]легло тяжким грузом на всю его жизнь. Кейт не было в живых уже четыре года, и Анны тоже, будь она проклята, и Джейн… а он превратился в обрюзгшего старика, который подумывал жениться в четвертый раз, чтобы обеспечить королевству новых наследников, и надеялся еще хоть однажды обрести любовь, прежде чем вечность заявит на него свои права.

— Мы с тобой очень похожи, Бесси, — уныло проговорил король. — Мы исполняем свой долг вопреки нашим самым сокровенным желаниям.

— Постараюсь быть похожей на вас, сэр! — пылко ответила Элизабет.

Генрих взглянул на рыжеволосую малышку, ставшую плодом его отчаянной страсти к ее матери и зачатую еще до их свадьбы.

— Ты уже на меня похожа, — сказал он.

Это и впрямь было так — никто не смог бы усомниться в том, что она его дочь, хотя в свете выяснившихся позднее фактов у некоторых все же имелись сомнения. Но Элизабет многое унаследовала от него, как и от матери, — даже лучшее от нее, в чем он все больше убеждался при встречах с дочерью. Она обладала умом Анны, ее чувством юмора, ее характером, ее притягательным взглядом… Как же обворожили его в свое время глаза Анны! Неужели она действительно изменяла ему со всеми теми мужчинами? Ему пришлось в это поверить, но сомнения мучили его до сих пор. Неужели он никогда не освободится от Анны Болейн?

Но Анны больше не было. Перед ним стояла ее дочь, которую он лишил матери. Естественно, тому имелись оправдания, и у него было полное право так поступить. И теперь эту потерю следовало возместить.

— Ты рада, что встретишься с новой мачехой? — спросил он.

— О да, сэр. Я слышала, она очень красивая.

— Да, я тоже слышал. Мастер Кромвель говорит, что она превосходит красотой солнце и луну, а мастер Гольбейн написал для меня ее портрет.

Он достал из-за пазухи маленькую круглую коробочку из слоновой кости в форме расцветающей розы и, открыв крышку, показал девочке изображение женщины с нежным взглядом, легким румянцем на щеках и алыми губами, чуть тронутыми улыбкой.

— Какая красивая! — восхищенно воскликнула Элизабет. И наверняка очень добрая, подумала она.