– Как хочется провести сегодняшний вечер только вдвоем! Вот было бы хорошо, если бы этот проклятый человек не пришел!

– Как думаешь, что ему надо?

Она сразу оробела и пожалела о том, что не сообщила ему об этом раньше.

– Он хочет разместить здесь на постой солдат. Недавно я получила от него письмо.

Он нахмурился и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Потом озадаченно повернулся к ней:

– Дорогая моя, почему ты сообщаешь мне об этом только теперь?

– Прости меня, пожалуйста. Я хотела, честное слово, но надеялась, что этого не случится. Они же рассылают десятки таких писем, и частенько это ни к чему не приводит. Не хотелось без нужды тебя беспокоить.

Он широко развел руки:

– Возможно, мне удалось бы…

– Что? – перебила она его. – Что удалось бы, Лоренцо? Тут уже никто не может ничего сделать. И вообще, поживем – увидим. Может, все еще утрясется.

– Что это с тобой, дорогая? Ты какая-то дерганая…

Да, он прав. Действительно дерганая.

– Иди ко мне.

Она встала, подошла к нему, и Лоренцо крепко обнял ее.

– Все будет хорошо, – сказал он.

Она почувствовала, что вот-вот расплачется.

– Правда? Даже если они отберут у нас дом?

– Верь мне. Мы что-нибудь придумаем.

Он отстранился от нее на расстояние вытянутой руки, глядя ей в глаза.

– Только вот еще что, любовь моя.

Он улыбался, но София видела, как слегка сузились его зрачки.

– Когда я проходил мимо твоей студии, дверь была открыта, и я обратил внимание, что портрет твоей матери все еще на мольберте. Не хочешь рассказать, чем на самом деле ты вчера занималась?

Ответить она не успела, их позвала служанка.

София облегченно вздохнула и быстро повернулась к двери.

– Позже, – ответила она.

Максин удалось выехать на грунтовку, ведущую прямо в Кастелло-де-Корси, и вот теперь она стояла, озираясь, в холодном вестибюле господского дома. Служанка, открывшая ей дверь, протянула руку, чтобы принять у нее жакет и сумку.

– Все в порядке, не надо, – сказала Максин и, слегка смущаясь, прижала сумку к груди.

Пока она добиралась, во время недолгих остановок у нее была возможность прочитать одну из листовок. Текст гласил о недавней деятельности партизан, о возможных ответных действиях нацистов, о том, какую помощь население может оказать силам коалиции и каким образом. С тех пор как Максин прибыла в страну, она успела увидеть, насколько изменилось общественное мнение, как резко разделилось итальянское общество. Бомбардировки коалиции у местного населения восторга отнюдь не вызывали, потому что из-за них возросли жертвы среди гражданского населения, хотя прежде всего большинство простых итальянцев, и мужчин и женщин, хотели, чтобы немцы и итальянские фашисты убрались навсегда.

Услышав шаги на парадной мраморной лестнице, она подняла голову. По ступеням подчеркнуто неторопливо спускалась миниатюрная элегантная женщина, черноглазая, бледнолицая, с черными как смоль волосами, зачесанными вверх. Настоящая Мадонна: мужчины обожают женщин такого типа, жаждут обладать ими и постоянно из-за них соперничают. По сравнению с ней Максин сразу почувствовала себя слишком крупной, и ей стало несколько не по себе. Женщина была одета в черное платье; в свете небольшого канделябра в ее ушах сверкали серьги, скорее всего бриллиантовые, шею украшало выполненное в том же стиле ожерелье, ее левая ладонь властно покоилась на руке весьма привлекательного, осанистого мужчины. Оба выглядели удивленными, увидев девушку у себя в вестибюле.

Она шагнула вперед, но первой заговорила служанка.

– Эта дама пришла повидаться с графиней, – заявила она.

Женщина спустилась в вестибюль и протянула руку. Улыбнулась, хотя и не очень уверенно. Максин привыкла доверять своему чутью, но эта женщина смущала ее.

– Я – София де Корси, – представилась хозяйка дома. – Чем могу служить?

Максин сразу отметила, что София очень похожа на свою мать, Эльзу. Те же элегантные, спокойные движения, та же манера говорить. Типичная избалованная аристократка, подумала она. Чопорная и заносчивая. Холеная. Голубая кровь, так это называется. Но знает ли эта женщина, чем занимаются ее родители?

– Меня зовут Максин, – тихо сказала она, так, чтобы не услышала служанка, но та сделала книксен и, чтобы не мешать, отступила назад. – Свой мотоцикл я поставила перед домом. Надеюсь, ничего страшного?

Лицо Софии осталось таким же безмятежным.

– Ваши родители попросили навестить вас и кое-что сообщить. Это длинная история, но я хочу сказать, что меня прислали сюда британцы. Еще ваша мать попросила меня кое-что передать вам.

– Понятно, – отозвалась София, бросила быстрый взгляд на служанку, сказала, что та может идти, и обратила все тот же невозмутимый взгляд на мужчину. – Это мой муж, Лоренцо.

Мужчина улыбнулся.

– Позвольте предложить вам чего-нибудь выпить, – предложил он с галантностью, которую всегда любит демонстрировать всякая знать.

– Благодарю вас. С большим удовольствием.

– Красного вина?

– Превосходно.

– Пройдемте сначала в мою маленькую гостиную, – предложила София. – Мы можем поговорить там. Нам будет более удобно.

Как только София закрыла дверь своей гостиной, Максин расстегнула замок сумки и достала коробку, которую ее попросили передать.

– Прежде всего вот что. Это немного странно. Ваша мать просила вручить это вам, а также сказать, чтобы вы не забыли о конфетах.

Хозяйка взяла коробку и потрясла, но по ее лицу было видно, что она не очень-то понимает, в чем тут дело, хотя Максин не сомневалась, что в этих словах содержится некое сообщение.

– Очень мило с вашей стороны доставить мне это, – сказала София, озадаченно глядя на нее. – Я так понимаю, вы не из этих мест? Что-то я никак не могу определить ваш акцент.

– Могу я говорить с вами откровенно?

София бросила на нее настороженный взгляд.

– Разве в наши дни кто-нибудь говорит откровенно? – сдержанно ответила она вопросом на вопрос.

Пытаясь несколько разрядить возникшее напряжение, Максин изобразила на лице теплую, обаятельную улыбку:

– Мои родители родом из Тосканы, но сейчас они живут в Америке. Я с детства говорю на двух языках.

– Я вам вот что скажу… весьма вероятно, что всех американцев и англичан очень скоро пересажают. Как и всякого, кого немцы считают способным нанести вред рейху и его вооруженным силам, – горько проговорила София.