Слав кивнул, нож вытащил из ножен, к монаху подошёл. А тот тоскливо на отрока глянул и подбородок задрал, мол, режь ему горло. Удивился славянин такому, даже жалко мужчину стало, но виду не подал. Разрезал верёвки, запястья пленника стягивающие. Благо не своя, из дому. В том монастыре и нашли. Славянскую-то распутал бы бережно, вновь в мешок уложил – пригодится. А эта – неровная, суковатая, как говорится. Только на выброс… Монах удивился, что-то спросил, но парнишка отрицательно покачал головой: мол, извини, не понимаю… Вымахнул наружу, спустил вниз руку – цепляйся. Брендан сообразил. Ухватился, да Храбр снизу подсадил. Вытащили общими усилиями. А Слав удивился – ладонь у этого служки твёрдая, в мозолях. Как у воина… Или гребца…

Друг тоже наружу выбрался. Люк плотно на место вставили, а Путята смотрит на монаха, улыбается:

– Так, орлы, быстренько водички взяли, вымыли его. А то попахивает. – Покрутил носом, шагнул назад, добавил: – И побыстрее. Братья с сим служкой потолковать хотят…

С мытьём пришлось повозиться. Оба отрока поначалу даже решили, что пленник вообще никогда тело не омывал, тем более что реакция монаха на первое вылитое на него ведро воды была поразительной. Брендан рухнул на колени и прикрыл голову руками, затем затрясся и стал громко читать свои заклинания. Правда, потом, когда Храбр, преодолевая отвращение, намылил ему голову, а Слав стал оттирать жёсткой мочалкой из конского волоса худое, но жилистое тело, немного успокоился. Увидя, что ирландец пришёл в себя, юноши сунули ему банные принадлежности, знаками кое-как показав: мол, дальше сам. Правда, с водой пришлось всё же помочь, и монах стал шумно отфыркиваться и довольно охать. Закончив мытьё, что-то произнёс, обращаясь к обоим славянам, и по интонациям было понятно, что это – благодарность. Отроки кивнули в ответ.

Увидев, что поручение выполнено, вновь явился Путята и забрал монаха с собой, на корму, где возле кормщика стоял князь. Было видно, что завязалась оживлённая беседа. Жрец спрашивал, потом перетолмачивал на славянский язык. Князь задавал вопросы, пленник, выслушав перевод, отвечал. Несколько раз оба собеседника, поскольку пленником монаха просто было уже не назвать, настолько он естественно, без всякого испуга вёл себя с Брячиславом, переспрашивали друг друга, не в силах поверить услышанному. Но Путята подтверждал сказанное, и опять оба – и монах, и князь – уверялись в истинности слов друг друга. Жаль, расслышать разговор было нельзя, но отроки набрались терпения – князь у них добрый человек. Нужно будет – всем расскажет.

Тут Путята отошёл к своим мешкам, покопался в них и вытащил небольшой ларец. Извлёк оттуда миску, крохотную детскую лодочку и небольшую бутылочку жидкого масла. Налил его в миску, очень осторожно опустил в жидкость игрушку. Та некоторое время колебалась, но вскоре успокоилась, застыв в одном положении. Храбр толкнул Слава в бок:

– Смотри!

Брендан застыл, словно поражённый громом, его глаза стали круглыми от удивления, а князь довольно улыбнулся в усы, погладил их ладонью, затем беседа продолжилась. И было видно, что монах отвечал на все вопросы с удовольствием, без принуждения. К обеду поток слов, похоже, иссяк, и усталый Путята вновь привёл монаха к отрокам:

– Присмотрите за бедолагой.

Юноши вопросительно взглянули на жреца, а тот, усмехнувшись, ответил на невысказанный вопрос:

– Нормальный он. Теперь с нами плыть просится. Сам. Доброй волей.

– Но он же…

Путята махнул рукой:

– Брендан семь лет по окрестным морям ходил. Всё здесь знает.

– Семь лет?!

Юноши потрясённо взглянули друг на друга, потом посмотрели на монаха, тот, видно поняв, что речь идёт о нём, как-то виновато попытался улыбнуться. Жрец кивнул, положив руку на плечо бывшего пленника:

– Семь лет. Что такое корач, знаете?

– Нет…

– Лодка это. Большая. Из кожи и прутьев. Круглая. Скорости нет. Места мало. Поэтому и так долго. До островов Кипящей воды почти восемь седмиц плыл. А мы – за десять дён доберёмся. Так-то вот. Словом, присмотрите за ним. Помогите устроиться. Князь велел ему из запасов дружинных одежду дать.

– А… оружие?

– Рано ещё. Ножа пока хватит. Бриться.

Храбр кивнул. А Путята закончил речь:

– Словом, присматривайте. Он же не просто так в морях пропадал. Его сжечь хотели.

– С… сжечь?!

– Ага. Он в распятом усомнился. Вот и пришлось бежать за тридевять земель. Нам на удачу.

Жрец кивнул отрокам и зашагал обратно на корму. Из-под палубы вылез кашевар, застучал деревянным половником по дну миски. Громко, словно трещоткой:

– Подходи по одному!

Нелегко готовить в пути, на раскачивающемся корабле. Но славянская мысль справилась с этой задачей – круглый котёл на цепях, в котором горит огонь, накрытый железной крышкой, на которую ставят казан, где готовится пища. Корабль качается, а печка всё время ровно стоит. Ни капли еды не выльется, кашевара не ошпарит. Ну, конечно, ежели шторм, тогда вообще всё гасят, и дружина болтушкой мучной али толоконной питается и мясом сухим. А если море синее спокойное, так почему желудки здоровые горячим не побаловать?

Монах было вскочил от неожиданности, но Слав опустил ему руку на плечо, кивнул успокаивающе, слегка подтолкнул вслед за Храбром. Дружинники быстро получали каждый свою порцию. Князь также стоял в общей очереди, что вновь шокировало Брендана, остальные вели себя привычно. Ну что князь? Первый среди равных. Как боги славянские, как предки, чьи души оберегают потомков от несчастий. Без вожака стае нельзя. А так – такой же воин, как и все.

Кашевар искоса взглянул на стоящего перед ним монаха, собрался что-то сказать, Храбр насторожился, но тут перед ними возник Путята:

– Слово князя.

Воин молча кивнул, запустил половник в котёл и грохнул полный, с горкой, в деревянную миску:

– Ешь, худоба! Ты небось такого и не пробовал! Отведай славянской каши!

Монах, потрясённо взглянув на гору еды в миске, поблагодарил на своём языке, и жрец перевёл:

– Спасибо говорит.

Кашевар расплылся в улыбке:

– И тебе спасибо, добрый человек! Ежели работу каждого хвалить – душа чище станет!

Трое вернулись на нос, уселись. Храбр достал полученный каравай – остававшиеся на берегу воины в ожидании дружинников расстарались испечь свежего хлебушка. Распластал круглую буханку на ровные ломти:

– Налетай!..

Брендан уписывал кашу так, что трещало за ушами.

А от хлеба его было вообще не оторвать. Смолотил несколько толстых кусков и всё что-то бормотал. Слав вздохнул:

– Эх, жаль, непонятно. А хочется тебя порасспрашивать о многом…

Впрочем, выход вскоре нашёлся – стали объясняться жестами. Монах показывал на предмет, а кто-нибудь из отроков громко говорил значение слова на родной речи. Брендан старательно повторял до тех пор, пока не получалось правильно. Вскоре к ним подсел Путята. Внимательно слушал. А там и сам князь присоединился.