Только успели расселить людей и перезимовать, как начались проблемы: финансировавшие переселение банки северных планет практически исчерпали свободные капиталы. Решетников завернул заявку на три десятка «единорогов» и двенадцать «фаланг» от Александра Одинцова, который сидел на Акмоне, искусственном планетоиде, переименованном в Кронштадт, и отлаживал его системы ближнего боя — после штурма планетоид остался практически без защиты. Одинцов примчался на Новый Город, и урезонить его удалось далеко не сразу. Офис губернатора от серьезного ущерба спасло только вмешательство Зазнобина и ребят из его команды. Затем к Решетникову с заветной бутылкой самогонки, настоянной на травах, заявился Казанцев и после долгих разговоров за жизнь попросил перегнать с Кедра недостроенный док с системными буксирами. По словам Емельяна, без дока и буксиров Новый Город никак не мог обойтись — требовалось ремонтировать корабли, да и строить свои выходило гораздо дешевле, ну и без того дел хватало — сборка и запуск навигационных спутников, создание сенсорных полей, перевооружение астероидов, на которых у гетайров стояли планетарные мортиры. А ремонт орудий требовался капитальный. Ибо единственное, что они могли сделать сейчас, — это не ремонт, а сборка из двух мортир одной, а то и из трех — орудия русских крейсеров поработали с астероидами на славу. Решетников отказал, Казанцев взбеленился — и тогда губернатор решил созвать первое в истории системы Орешек вече.

В состав веча вошли наиболее уважаемые люди из первой волны переселенцев, губернатор, Казанцев, как отвечающий за оборону системы, Зазнобин и Одинцов. Степенную речь Никодима Охлупкова о необходимости перевести всех людей на стройки и фермы — как раз начиналась пахота — прервал Казанцев, грохнув кулаком по столу:

— А если пираты пожалуют? Флот ушел, на орбите «Садко» и «Псковитянка». Что мы сделаем с двумя кораблями? Возьмут ведь, как щенков из логова, — голыми руками. Что, по лесам разбежимся? Все силы на оборону, а там разберемся!

Его поддержал Одинцов. Потирая шрам, перекосивший вниз бровь и угол левого глаза (отметина от гетайра Клита, пытавшегося отбить систему управления сегментами планетоида), он заметил, что Кронштадт еще не на ходу, не говоря уже о том, что вооружения кот наплакал. А когда сегменты смогут отделяться от основного ядра, чтобы вести бой самостоятельно, не скажет никто.

Охлупков, побагровев, заорал, что в недостроенном городе дети и женщины и если завалить пахоту и сев, то попросту нечего будет жрать. Если уж надо решать, куда девать оставшиеся деньги, так ясно любому — закупать продукты и сельскохозяйственную технику. Оборона подождет. Бог не выдаст — свинья не съест.

Вече превратилось в сущий бедлам. Зазнобин едва успевал растаскивать депутатов, хватающих друг друга за грудки. Решетников минут двадцать ждал, когда же прекратится бардак, потом вскочил на стол и заорал, перекрывая общий гвалт. Депутаты, привыкшие видеть губернатора сдержанным, от неожиданности примолкли, и Решетников, пользуясь моментом, выложил свои соображения.

— Хватит блажить, как юродивые, господа депутаты. Как вы думаете, если бы люди, что вас сюда послали, посмотрели бы на вас, стали бы они по-прежнему доверять вам? Думаю, вряд ли. Все, о чем вы тут орали, можете забыть. Пока начальник в системе я, я и буду решения принимать и ответ держать. Слушайте меня и помалкивайте. Если у кого-то будут дельные дополнения — выслушаю. Крика не потерплю. Иван, — Решетников повернулся к Зазнобину, — кликни своих ребят из абордажной группы. Любого смутьяна — взашей. Вот что я вам скажу: денег у нас нет, ни оплатить подвоз продуктов, ни заказать нужное оборудование, вооружение и так далее. Сделаем вот что: я лечу на Новый Петербург и кланяюсь в ножки совету директоров банка «Селиверстов и товарищи». Мы отдадим им в разработку все, повторяю: ВСЕ полезные ископаемые на Новом Городе на девяносто девять лет. Если этого будет мало — отдадим все, что есть на неосвоенных планетах системы. Это наш единственный выход, если мы не хотим через пару лет жить в землянках и бегать в шкурах с дубинками в руках.

— Ну, это ты хватил, — прогудел Казанков, — однако предложение дельное. «Селиверстов» — это сила.

Все согласно закивали. Банк «Селиверстов и товарищи» являлся крупнейшим частным банковским холдингом и был известен не только в пределах Российской империи. Он входил в тройку самых крупных банков всех человеческих миров. К тому же он пользовался безупречной репутацией. Если бы Решетникову удалось уговорить руководство банка взять в концессию разработку полезных ископаемых, то можно было не волноваться насчет, скажем, экологии или нечестных расчетов и хищнической эксплуатации месторождений. Все будет на высшем уровне…

— А смогешь? — засомневался Охлупков. — Там ведь люди солидные сидят. С ними серьезный разговор вести надо. А у нас — ни карт залегания, ни протоколов оценки запасов, ни аудита эффективности добычи. Одни материалы орбитального сканирования.

Решетников дернул щекой. Вопрос был дельный, но отвечать на него было нечего.

— Иван, «Псковитянка» на ходу?

— Хоть сейчас в рейд, — отозвался Зазнобин.

— Вылетаем завтра с утра. Курс на Новый Петербург. Важно, чтобы никто не знал о том, зачем мы туда летим, ясно? Если нам откажут — крышка Новому Городу и системе Орешек. За меня остаются Казанков и Одинцов. Все, господа вечевики, разойдись.

— И чего было собираться? — пробурчал Охлупков. — Сказал бы, чего надумал, и дело с концом. Вот повадились занятых людей от дела отрывать.

— А собирал вас для того, чтобы заложить основу будущего народовластия, — пояснил Решетников, — первый блин, как водится, комом. Но ничего, лиха беда начало.

После того, как все вышли, к губернатору подошел Одинцов и попросил организовать ему сеанс дальней связи. Решетников сначала заупрямился, однако Александр сказал, что хочет переговорить со своими старыми знакомыми. Может, смогут чем помочь. Решетников окинул его настороженным взглядом. Этого человека он знал не очень хорошо. Но Зазнобин сказал, что тому можно доверять как ему самому. А вопрос с доверием решается просто. Веришь человеку — верь и тому, за кого он ТАК ручается…

На Новом Петербурге губернатора Нового Города встретили равнодушно: ну, захотели люди искать счастья на границе освоенных миров, так что ж? Попутного ветра, как говорится. Ни сетевые порталы, ни новостные сайты, ни бульварные листки не упомянули о приезде Решетникова. Поначалу тот огорчился. Однако, подумав, решил, что это к лучшему. Шумиха была ни к чему. На второй день по прилете, не добившись встречи ни с кем из совета директоров банка, Решетников сидел в одиночестве в гостинице и думал, а не напиться ли с горя, когда в номере появился Зазнобин с мужчиной лет сорока. Внешность мужчины была незапоминающаяся Светлые редеющие волосы, блеклые глаза, ничего не выражающее лицо.

— Вот, познакомься, — сказал Зазнобин, — это Константин Карлович Бергер. Мой м-м… добрый знакомый. И Одинцова тож… Расскажи ему, что у нас творится, может, он подскажет чего.

Решетников пожал плечами, заказал в номер коньяк и кофе и битых два часа жаловался Бергеру на беды, свалившиеся на Новый Город.