рассказывать сам Шалгу. Дети расселись вокруг старика, чтобы было лучше слышно, чтобы не упустить ни одного слова. Старик раскурил трубку и начал:

— Жил старик Есь со своей старухой Хоседэм. Был у них сын. Как-то сын говорит:

— Я на охоту пойду.

А Хоседэм ему отвечает:

— Холодно уже, надень шубу.

— Нет, не холодно, — сказал сын, не послушался матери и ушёл неодетым. — Кто ходит на охоту в шубе. Не надо мне шубы.

Пошёл сын, далеко пошёл. Есь, его отец, говорит:

— Я его пугну, пущу холодный ветер.

И пустил он холодный ветер. Сын побежал домой. Бежал, бежал, упал и замёрз в лесу. И старик знал об этом, ведь он был бог Есь.

— О-о, мой сын замёрз! — завопила Хоседэм. Стала ругать мужа всякими нехорошими словами. Старик тоже стал браниться, и поругались они. Хоседэм кричит:

— Ты зачем моего сына заморозил?

Старик Есь толкнул её в гневе, и она упала вниз. И говорит старуха снизу:

— Теперь я буду богом внизу, а ты будешь богом вверху.

Так и появились два бога: добрый Есь вверху, а злая и тёмная Хоседэм внизу.

— Расскажи ещё сказку, — попросили дети.

— Какую? — спросил Шалгу.

— Расскажи сказку про гагару, — попросил Чалык.

— Это было давным-давно. Ничего не было тогда на земле. И земли самой не было. Был только сплошной океан, над которым летала одинокая гагара. И на небе жил бог Есь. Гагара летала над океаном, купалась и отдыхала прямо на воде. Однажды Есь позвал гагару к себе и велел ей сотворить землю. Захотел Есь расселить на той земле и зверей разных, и птиц, которые на земле живут, и людей всяких. Сказал Есь гагаре:

— Ты, гагара, хорошо плаваешь, хорошо ныряешь, достань со дна океана кусочек земли да растяни его, чтобы земля получилась.

Много раз ныряла гагара, но неудачно: не могла она достать земли. И вот собралась в самый последний раз нырнуть. И получилось достать кусочек земли. Утвердив землю на поверхности, гагара стала растягивать её. Растягивала она, растягивала, чтобы хватило земли на всех. Стали жить на земле, сотворённой гагарой, разные звери и птицы. А от гагары светлый народ произошёл. Кетами зовут тот народ.

— А где сейчас этот народ? — спросила Кутега.

— Жил тот народ в верховьях Енисея. Потом стали приходить плохие люди с юга и с запада, забрали хорошие леса, где водилось много зверей, и кеты погрузились в лодки-илимки и поплыли по Енисею вниз. Долго искали они себе хорошее место. Но места хорошие были заняты, и кеты плыли всё дальше и дальше. Некоторые не захотели больше плыть вниз, а пошли по реке Бирюсе искать себе место. Стали они зваться коттами. Нашли они хорошее место на реке Туманшет, где мы и живём. Наши предки звались кетами. И мы вышли из кетов. Значит, все сказки про нас, — сказал Шалгу и набил табаком себе трубку. Все слушатели заулыбались, остались довольными. Хорошими, светлыми людьми были их предки.

— А те, которые ушли вниз по Енисею, где сейчас?

— Там и живут. На самом краю земли. Там, где «огонь Еся» (северное сияние) освещает землю, трещит и пугает.

— Это далеко, наверное? — продолжала Кутега.

— Далеко. Хватит на сегодня, — сказал уставший старик.

7

Утром, когда Нюнням проснулся, Шалгу сидел около чувала и пил чай. Делал это он медленно, степенно. Важность во всём виде старика говорила, что это неспроста. Нюнням сходил на мороз, чтобы лучше проснуться. Лень и безделье в дни «коротких дней» забирают все желания, парализуют волю, так бы и спал себе, ничего не делал, да только еда сама в котёл не ходит, и дрова для чувала тоже надо принести. Захватив дров, Нюнням вернулся в чум. Там было тепло, пахло дымом и чаем, который заваривал сам Шалгу. Старик медленно набил трубку и прикурил от маленького уголька на кончике ветки.

— Хватит сказки слушать, — сказал он сыну. — Покажу тебе, как собирать лук.

Остатки сна быстро улетучились. Нюнням давно ждал этого, надеялся, что отец откроет ему свои секреты. И вот настал этот день. Шалгу достал свои заготовки, спрятанные им до поры, приготовил специальный старенький котелок, в котором варил клей. Котелок поставил рядом с огнём, чтобы не перегреть и не переварить клей, и стал примерять заготовки, подгонять берёзовые и лиственничные пластинки друг к другу.

— Смотри, чтобы щелей между пластинами не было. Иначе клей неровно ляжет и пластины будет коробить. Лук станет кривым, стрелы будут летать мимо, белки будут смеяться над охотником. Обязательно вымеряй середину сразу, а не потом, когда склеишь и придётся ножом срезать лишнее дерево. Оно этого не любит. Могут появиться небольшие трещины, которые ты сразу и не увидишь. Но потом они себя выкажут, и лук может подвести в самый неподходящий момент. Старательно делай, не торопись. Хорошее дело не терпит спешки. Быструю работу только сороки и оценят, долго будут стрекотать.

Нюнням сидел и смотрел во все глаза. Всё было так интересно. Шалгу раньше никогда не показывал, как собирает и склеивает лук, как готовит клей. Теперь же Нюнням не только смотрел, но брал своими руками заготовки, примерял их, осматривал все зазоры, спрашивал, что было не совсем понятно. Восторгу не было предела. Когда согрелся клей, Шалгу сказал:

— Склеивай, я посмотрю, буду подсказывать, если что не так будешь делать.

Нюнням взял заготовки, палочкой промазал хорошо места для склеивания, убрал лишний клей, понимая, что лишний клей может испортить дело. Сложил всё вместе, предварительно отмерив середину и поставив угольком метки. Сейчас, совместив метки, он сталсвязывать заготовки размоченными сыромятными ремешками. Старик словно и не обращал внимания, собирал ещё один лук, обещанный рыбаку из Пеленгут. А тот, который делал Нюнням, пойдёт на подарок за невесту. Пусть сам себе делает, пощупает своими руками упругость березовой и лиственничной пластинок раздельно, потом почувствует упругость и силу склеенных деталей в одно целое. Сила дерева не удваивается, а утраивается, когда сделано всё правильно. Шалгу не делает ошибок, потому и луки, сделанные им, ценятся так высоко. Нюнням тоже будет хорошим мастером. Старик видит, что есть у младшего сына искорка мастера в душе. Теперь надо раздуть её в огонь, главное, не погасить. Нюнням всё сделал верно, ни разу не вмешался Шалгу, ни разу не поправил. Вскоре два лука, подвешенные для просушки клея, красовались над чувалом. Чалык мастерил туеса из бересты и совсем не