— Было очень славно, — сказал он.

— Потому что не запланировано, дорогой. Как это называется?.. Экспромт. — Франсис поцеловала Джорджа в губы. Для этого — при ее росте — ей не пришлось подниматься на цыпочки: она просто подалась вперед и застигла его врасплох. Джордж почувствовал на губах вкус яркой жирной помады, которой пользовалась Франсис, и, когда она отстранилась, вытер губы тыльной стороной ладони и сел в машину.

— До свиданья, милый.

— Пока, Франсис.

— Пока.

Франсис убрала камень, который они прошлой ночью, изнемогая от смеха, подкатили к переднему колесу, Джордж отпустил ручной тормоз, и машина, набирая бешеную скорость, срезая углы, покатила вниз по крутой улочке, распугивая кошек и цыплят и заставляя дежурящих у ворот древней крепостной стены гвардейцев неодобрительно присвистнуть сквозь зубы.

Джордж мчался обратно в Кала Фуэрте по пыльным проселкам среди старательно возделанных полей, минуя ветряные мельницы и покорных лошадок, крутивших водяные колеса. У подножья горы начиналась извилистая дорога, над которой возвышался крест святого Эстабана. Выехав на нее, Джордж покосился на море — не надвигается ли снова шторм, но голова его была занята Франсис. Он размышлял, не поселиться ли ему с ней в Сан-Антонио — исключительно ради удовольствия в письменной форме послать своего издателя Ратленда ко всем чертям: с сочинительством книг покончено, отныне он — лицо без определенных занятий, праздный бездельник на содержании у богатой американки.

В Сан-Эстабане сиеста уже закончилась, ставни широко распахнулись, и кое-где за столиками перед кафе уже расселись безмятежные завсегдатаи. Когда Джордж, сигналя клаксоном, проезжал мимо, они кричали «Hombre!», поскольку все — хотя бы в лицо — знали взбалмошного англичанина, который в капитанской фуражке раскатывает по острову на автомобильчике с желтыми колесами и иногда пишет книги.

Когда Джордж на холостом ходу спустился на последний перед Кала Фуэрте виток дороги, он провел сам с собой краткую дискуссию на тему: заходить или не заходить к Рудольфо, чтобы пропустить стаканчик. И, к своему удивлению, решил этого не делать. В баре, безусловно, найдутся приятели, он задержится дольше, чем следовало бы, и выпьет лишку. Погода не вызывала у Джорджа доверия, да и Пёрл сидела голодная, поэтому он ограничился тем, что, пересекая площадь, дружески протрубил в рожок и помахал сидящим на террасе кафе знакомым. Рудольфо не было видно, но один или двое пьянчуг, вздрогнув, махнули ему в ответ. С приятным чувством, что скоро он окажется дома, Джордж засвистел какую-то веселую мелодию.

Он продолжал насвистывать и подъехав к дому. Селина, все еще сидевшая на лестнице, услышала, как машина переваливает через холм, спускается по склону, а потом с жутким скрежетом древних тормозов останавливается перед Каса Барко. Она не шелохнулась; тяжеленная белая кошка по-прежнему спала у нее на коленях. Рев мотора смолк, и вот тогда Селина услышала свист. Наружная дверь открылась и с грохотом захлопнулась. Свист становился все громче. Дверь в комнату распахнулась, и в Каса Барко вошел мужчина.

В руке он нес корзину, под мышкой держал картонный ящик, а в зубах — свернутые газеты. Закрыв задом дверь, опустил корзину на пол, бросил в нее газеты, а ящик осторожно поставил на стол рядом с машинкой. Лица его под козырьком потрепанной морской фуражки Селина разглядеть не могла. Сняв с ящика крышку, он стал в нем копаться, шелестя оберточной бумагой. Потом, явно удовлетворенный результатом осмотра, взял бинокль и вышел на террасу. Селина не двинулась с места, но кошка начала просыпаться. Селина шлепнула ее — отчасти от волнения, отчасти потому, что не хотела, чтобы та уходила. Немного погодя мужчина вернулся в дом, положил бинокль, снял фуражку и бросил ее на стол. Волосы у него оказались темные, очень густые и чуть-чуть тронутые сединой. На нем была выцветшая синяя рубашка — униформа местных фермеров, застиранные хлопчатобумажные штаны цвета хаки, на ногах — запыленные эспадрильо. Не переставая насвистывать, он поднял с пола корзину и понес на кухню, снова скрывшись из поля зрения Селины. Хлопнула дверца холодильника; потом Селина услышала звук откупориваемой бутылки, звон стекла и бульканье льющейся жидкости. Когда он опять появился, в руке у него был стакан — похоже, с содовой водой. Выйдя на террасу, он крикнул: «Пёрл!». Кошка потянулась. «Пёрл! Пёрли! Кис-кис!» Кошка мяукнула. Мужчина вернулся в дом. «Пёрл...»

Селина облизнула губы, перевела дух и сказала:

— Вы ищете кошку?

Джордж Даер замер и, подняв глаза, увидел девушку, сидящую на верхней ступеньке лестницы. У девушки были длинные босые ноги; на коленях у нее, как огромная белая меховая подушка, лежала Пёрл.

Джордж наморщил лоб, явно пытаясь что-то припомнить. Потом сказал:

— Вы уже были здесь, когда я пришел?

— Да.

— Я вас никогда раньше не видел.

— Совершенно верно. — Джордж про себя невольно отметил, что голос у незнакомки очень приятного тембра. Она продолжала: — Вашу кошку зовут Пёрл?

— Да. Я вернулся, чтобы ее покормить.

— Она полдня просидела у меня на коленях.

— Полдня... Вы что, тут давно?

— С половины третьего.

— С половины третьего? — Он посмотрел на часы. — Но уже начало шестого.

— Да, знаю.

Тут в разговор вмешалась Пёрл: она приподнялась, потянулась, протяжно мяукнула и, легко соскочив с колен Селины, спустилась вниз. Неторопливо подошла к Джорджу и, урча, как закипающий чайник, начала тереться о его ноги, но он оставил эти ласки без внимания.

— Что вас сюда привело? Что-нибудь важное?

— О да. Я приехала с вами повидаться.

— Не стоит ли, в таком случае, спуститься с лестницы?

Что Селина и сделала. Она с некоторым трудом встала, расправила затекшую от долгого сиденья в неудобной позе спину и стала медленно спускаться, обеими руками откидывая волосы с лица. По сравнению с Франсис Донджен и другими бронзовыми от загара обитательницами Сан-Антонио, она казалась очень бледной; прямые светлые волосы падали на плечи, челка закрывала лоб. Глаза у нее были синие, затуманенные от усталости. Джордж подумал, что девушка слишком молода, чтобы ее можно было назвать хорошенькой.

— Мы ведь с вами незнакомы... или я ошибаюсь? — спросил Джордж.

— Нет, не ошибаетесь. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за вторжение?

— Отнюдь.

— Дверь была не заперта.

— Она не запирается.

Селина улыбнулась, решив, что это шутка, но, похоже, Джордж не шутил; поэтому, согнав с лица улыбку, она принялась напряженно думать, что говорить дальше. В глубине души Селина надеялась, что он ее узнает, скажет: «Кого это вы мне напоминаете?» Или: «Да нет же, мы с вами где-то встречались». Однако ничего подобного не произошло, и она расстроилась: пожалуй, у этого человека нет ничего общего с ясноглазым чисто выбритым молодым офицером — ее отцом. Она предполагала, что его лицо будет коричневым от загара, но не ожидала увидеть столько морщин и красные прожилки на белках глаз. Густая щетина не только скрывала твердую линию нижней челюсти и ямочку на подбородке, но и придавала выражению лица что-то бандитское. Ко всему прочему, он нисколько ей не обрадовался.