В конце книги оставались пустые страницы. Ли воровато оглянулся по сторонам, будто его мог здесь кто-то увидеть, морщась от запаха, стянул с лица респиратор, а с руки перчатку, поплевал на пальцы и стал дышать на бумагу, водя ладонью по белому листу. На нем тут же проступили иероглифы. Ли взглянул и вновь вздохнул с разочарованием. Все тот же «Кодекс», который появлялся перед ним всякий раз, когда он брал в руки книгу.

«Пункт первый. В Антарктиде все подчинено чтению. Пункт второй.

Ничто в Антарктиде не должно мешать чтению. Пункт третий. Разрешено все, что способствует чтению, за исключением чтения чужих книг. Пункт четвертый. Запрещено все, что мешает чтению, за исключением веселья. Пункт пятый. Каждый читатель Антарктиды обязан веселиться хотя бы один раз в жизни. Пункт шестой. Запрещается выбрасывать новорожденных в мусорные ведра. Пункт седьмой. Новорожденных читателей следует оставлять на улице под дверью…» И так далее.

Следом за «Кодексом» шли «Служебные обязанности» и, совсем мелким шрифтом, «Режим отдыха и правила гигиены». Ли знал все это наизусть чуть ли не с рождения. Он тщательно отер руку гигиеническим полотенцем, бросил его вместе с книгой в мусорное ведро, надел маску и вышел на улицу.

Город выглядел пустым и пыльным. Лишь на центральной площади в полной тишине радостно отплясывали и совокуплялись несколько голых аборигенов. Они были грязны, измазаны соком плодов и собственными испражнениями. Ванглена они встретили восторженно. Один из мужчин попытался вступить с ним в борьбу, но Ванглен, чтоб не тратить время на бессмысленную возню, просто испепелил его взглядом и стал смотреть на его бурную, как оргазм, агонию. В нос шибануло горелым мясом, и Ванглен поморщился. Ему все еще трудно было оставаться человеком. Сгоравший заживо кричал высоко и протяжно, словно пел. Наверное, стоило добить его, но Ванглен не стал этого делать. Пусть получит удовольствие сполна.

«Я заставлю вас радоваться смерти!» — подумал Ванглен и пошел прямо сквозь толпу, испепеляя взглядом мужчин и воспламеняя женщин.

В служебном баре, как всегда в этот час, было пусто. Лишь за столиком в углу бесполый служитель молча веселил читательницу. Он старательно, подолгу собирая во рту слюну, плевал в ее стакан. Читательница сидела, закрыв лицо руками. Ее маска и очки лежали тут же, на столике.

У стойки торчала служительница с нагим лицом. В темноте соблазнительно блестел ее голый череп. Она занималась тем, что протирала гигиенической салфеткой стаканы, дышала в них и любовалась, какими причудливыми узорами вспыхивает на стекле дезинфицирующая плесень. Впрочем, быть может, это был служитель.

Без очков и не различишь. Да Ли и не приглядывался.

«Бедняга, — сочувственно подумал Ли, стараясь не смотреть на голые губы. — Приходится веселиться целыми днями».

Прислушиваясь, как урчит в животе полотенце, Ли подошел к стойке и попросил розовой микстуры с пищеварительной эссенцией. Хлебнул. Поморщился. В животе свирепо заскворчало. Бактерии принялись за дело. Прямо над стойкой светился циферблат, и по цвету покрывавшей его плесени Ли определил время: 27 часов вечера.

Дверь бара герметично чавкнула, и трое патрульных служителей втащили в помещение еще одного читателя. Тот едва волочил ноги от страха, но его усадили на высокий стул возле стойки, сорвали с головы капюшон и улыбку респиратора. Читатель был совсем молод. Почти мальчик. Он растеряно оглядывался по сторонам, сверкая красными стеклами очков. На его груди болталась табличка с иероглифами: «Я преступник. Я читал чужую книгу». Служители рывком сняли с него очки и отвернулись, чтобы не доставлять читателю лишних мучений, а на самом деле — чтобы скрыть собственное смущение и жалость.

О, эти глаза читателя! В них столько всего! Непристойная гордость ума и срамная открытость души, доходящие в своем совокуплении до настоящего бесстыдства. Нагота чувств и порнография совести. Онанизм самоанализа и блуд памяти. Тихий ужас любви и выкидыши ненависти. Эрекция безумия и унылая проституция здравого смысла. Холодный стриптиз логики и оргазмы абсурдных ассоциаций. Вульгарные фрикции веры и аморальность насмешки над всем, что ни есть святого на этом свете.

Ли знал, что обитатели Антарктиды носят очки не только из соображений гигиены. Во всяком случае, цветные стекла в них уж точно не для того лишь, чтобы отличать мужчину от женщины. Открытый взгляд — это неприлично. Ведь его можно читать.

Ли стало жалко читателя, но он тут же подумал, что разок повеселиться он все равно должен. В другой раз трижды подумает, прежде чем нарушать режим. К тому же надо думать и о продолжении рода. Читатели в Антарктиде слишком увлечены чтением, чтобы веселиться, вот и приходится заставлять их делать это по очереди или вылавливать нарушителей. Благо последних хватает. Лишенные самоконтроля, читатели часто не способны соблюдать даже элементарные правила. Служители делают для читателей все, что должны и могут, но родить читателя может только читатель. Слуга лишь делает грязную работу. Веселиться — это так негигиенично! Ли вновь содрогнулся при мысли о физической близости! Да и кто из читателей согласится оторваться от чтения по доброй воле? Ведь никакой воли у читателей нет. Ни доброй, ни недоброй. В этом все дело. Ли вздохнул.

Служители принялись по очереди плевать читателю в глаза. Затем началось самое мерзкое. Служанка — теперь стало ясно, что это была она — неспешной походкой направилась от стойки к юному преступнику, смело, точно кидаясь в пропасть, поглядела ему прямо в заплеванные глаза, демонстративно облизала свой голый рот, схватила преступника за уши, так что тот содрогнулся от прикосновения ее нагой руки, и с большим знанием дела влепила ему затяжной поцелуй. Она не отрывалась от его рта целую вечность, интенсивно работая губами и языком, чтобы их слюни хорошенько перемешались. Парнишка лишь испуганно хлопал глазами, а потом сидел, тяжело дыша, весь пунцовый и еле живой от пережитого. Этот поцелуй у него явно был первым. Обычное наказание за мелкие преступления. А крупных в Антарктиде не бывает. Здесь все слишком увлечены чтением.

Служители с одобрением похлопали читателя по спине, помогли ему натянуть на лицо очки и маску, вернули книгу. Читатель еще некоторое время сидел, прижимая книгу к груди, а потом, опрокинув стул, ринулся к выходу. Двое служителей двинулись за ним следом, а третий оглядел зал, увидел Ли и направился к его столику. Ли вскочил, сложил ладони лодочкой на груди и стал торопливо кланяться. Он давно узнал черные очки начальника Ци.

Ванглена тянуло к людям. Среди них он чувствовал себя особенно одиноко. Но сегодня его появление на площади столь возбудило толпу, что они кинулись на него все разом, мужчины и женщины. Его свалили на землю. Его тащили за волосы, душили объятиями, ослепляли поцелуями. Его тискали и рвали со всех сторон. Он чувствовал, как множество ладоней шарят по его телу. Кто-то заламывал руки, кто-то облизывал гениталии. Ванглен пытался сопротивляться, но это еще больше возбудило толпу. Он хотел расслабиться, но в конце концов не выдержал и воспламенился…