Она красивая, независимая, но при этом чудовищно женственная, сидела молча напротив меня и всем своим видом показывала: сижу, пью кофе, анализирую. В чашке осень, в планах зима, в теле весна, а душе, как всегда, не хватило лета. Незнакомка. Женщина желанна, пока она незнакома. Я не узнавал ее, пока ее пухлые губы наконец не раскрылись словно цветок, чтобы молвить:

– Ты обо мне не заботишься, – поправила она волосы.

– Не ухаживаешь, – насыпала сахара в чашку.

– Мне не хватает внимания, – добавила еще одну ложку.

– Не обнимаешь, – размешала небрежно.

– Я уже не говорю о цветах, – вдохнула аромат кофе.

– Разве я не достойна? – Нашла в чашке свое отражение.

– Мы все меньше целуемся, – пригубила фарфор.

– Может, ты встретил другую? Скажи, я пойму, – откусила пирожное.

– Может, я тебе надоела? – Салфеткой вытерла губы.

– Но все они остаются тенями, – скомкала.

– Все твои женщины в сравнении со мною, – положила бумагу в пепельницу.

– Хочешь, давай расстанемся, – толкала она пенку по поверхности кофе.

– Только скажи, – положила ложку на блюдце.

– Я уйду, если хочешь, – отодвинула тарелку с пирожным.

– Пирожные здесь не очень, – достала она сигарету.

– С них тянет на разногласия, – поднес я ей зажигалку.

– А это затягивает, – сделала она томно затяжку.

– Забудь все, что я говорила, – сломав, утопила сигарету в пепельнице.

– Жизнь прекрасна, вот и капризничаю.

– Давай потанцуем! – предложил я ей.

– Здесь?

– Да.

– А можно?

– Только со мной.

– Ты тоже умеешь капризничать.

Я встал и подал ей руку, она тоже поднялась. Мы медленно кружились под тихий джаз. Зрителей было немного, но они нам не мешали.

– Ты меня любишь? – спросила меня она.

– Нет. А ты?

– И я нет.

– Что будем делать? – улыбнулась она.

– Ничего не будем, многие так живут, и никто не умер.

– Умирают как раз от любви.

– Иногда я ловлю себя на мысли, что лучше уж умереть от любви, чем жить от противного.

– Я противный?

– Ты ужасный.

– Ужасный, мне нравится больше. Кстати, и ребенок тоже от меня.

– Ну, это же был тривиальный залет.

– В каждом залете есть свой космос, – прижал я ее к себе и поцеловал в шею.

– Это действительно был космос, – закрыла она глаза.

– Ты про поцелуй?

– Я про первый.

– У каждой женщины свой Гагарин.

– Бороздящий ее вселенную. Ах ты, мой Гагарин. Почему мы все реже летаем?

– Слишком много капризов.

Любовь с первого взгляда

Детство, где я жил, было большим лесом. Который начинался прямо за домом. Он был загадочным в солнечный день и мрачным в непогоду. Ветер только нагонял страху, от него до поры до времени я прятался за маминой юбкой. Эта забота была забором, в котором я чувствовал себя в безопасности, за который необходимо выйти каждому мужику, чтобы познать свой лес. Нарубить там дров, построить дом и т. д.

Лес начинался прямо от забора. Мне было тогда лет восемь, и больше всего я любил гулять в одиночку по этому лесу после наступления темноты. Вечерами, а иногда даже ночью, я забирался в самую чащу. Было страшно, но я ни в коем случае не разрешал себе оглядываться – и неважно, что за звуки доносились из-за спины. В этом и была вся суть: эта бездна неизвестного, это запах опасности, этот страх и этот колодец тьмы, в который ты проваливаешься глубже и глубже, чтобы узнать хоть что-то о себе. Мне всегда хотелось увидеть себя настоящего, понять, на что я способен, и способен ли вообще. Так из чащи я выбрался в Питер, где после провинциальной духоты жадно вдыхал культурный озон. Город принял меня сразу, потому что когда я впервые попал на Невский, я уже привык не оглядываться, даже если дело заходило слишком далеко.

Питер как первая любовь. Одни теряют голову и сразу хотят сыграть с ним свадьбу, другие чего-то ждут, третьи, не дождавшись взаимности, – уезжают обратно или в столицу. Конечно, он не сахар, он гранит, которым можно любоваться днем и ночью. Возможно, поэтому ночи здесь летом белые. Куда ни глянь – все в этом городе ищут себя. Очень трудно найти себя именно в белые ночи. А все эти разговоры, про болото на котором стоит город, сырой, промозглый, серый, можно поставить на мраморный постамент и перевести как морской, загадочный, умный, серого вещества здесь действительно хватает. Где ни копни – культурный слой: дом за домом, улица за улицей, площадь за площадью. За ними внимательно присматривает Нева. Ее бурный характер не дает расслабиться. Она для Питера вроде любящей жены, и любовницы, и музы в одном гранитном флаконе набережных и мостов. Она, как любая мудрая женщина, не ведется на всякого рода разводки и умеет вовремя навести мосты. Нева знает, что Питер необходимо вдохновлять, чтобы он действовал.

Сегодня Питер был позитивен как никогда, по одной простой причине, погода стояла качественная. Она стояла, я шел. Следуя набережной, я любовался на мудрую женщину Неву. Она улыбалась мне в ответ, она играла со мной. Мы легкомысленно болтали, каждый о своем, я рассказал ей, что совсем недавно расстался со своей девушкой, она мне – что с мужем уже триста с лишним лет вместе. Я ей – как такое возможно? Она смеялась – это просто, мужчине надо научиться слышать женщину, когда она молчит, а женщине – когда он говорит. Я понимал ее, она – меня, я понимал, когда женщины играют, когда притворяются, иногда мне казалось, я слышал их мысли, услышал я в подтверждение совсем рядом стук каблучков, словно мысли тут же, не отходя от кассы, набивались на печатной машинке.

Я шел по тротуару, рядом – девушка, мы двигались с одинаковой скоростью, почти касаясь друг друга. Казалось, даже шаг в шаг, в руках у нее трепыхалась оранжерея живых красных роз. Мы, незнакомые абсолютно, соседи по тротуару, просто совпали по времени. Шли люди навстречу, после они долго оглядывались. Я чувствовал, нам завидовали. Некоторые – мне, некоторые – ей.

Долго он будет меня преследовать, я не могу идти быстрее, чтобы отстал, видишь же сколько цветов, хоть бы помог, что ли, нет, только лыбится. Какие же они колючие, эти кусты, но чего не сделаешь для любимой подруги, свадьба есть свадьба, бывает только раз, два, три, нет, три это уже перебор, это уже неуравновешенность, или, как сказал бы психолог, низкая самооценка. Успокойся. Да как я могу успокоиться, когда опаздываю на регистрацию, да еще этот привязался, красивый, красивый, а что толку, скажи что-нибудь. Эй, друг, товарищ, брат, мужчина, муж, я в ЗАГС между прочим иду. Нет, ни хрена не слышит, все-таки главное в мужчине – это идеальный слух. Теперь я понимаю, почему девушки питают слабость к музыкантам. Пока, дорогой, извини, не судьба.