– А я, пожалуй, поставлю на Марка Аврелия, – ухмыльнулся Сократ.

– У него нет шансов. Только глянь на Эпикура.

– Мне нравится, как он держит меч.

– Он же хромает.

– Это притворство. Он прыгает, как горный козёл. И так же проворен.

Эпикур ринулся на Элия. Все замерли, ожидая, что первой атакой бой и кончится. Но почему-то Элий устоял, а Эпикур очутился на песке. Трибуны ахнули. Впрочем, зрителей было немного. Хотя и больше, чем накануне. Заметно больше.

Эпикур поднялся, подобрал сбитый шлем, смахнул песок с лица… Элий не препятствовал. Пусть тянет время. Поединок не должен закончиться слишком быстро.

Элий не был доволен собой. Нет, он не проиграл. Он выстоял и победил. Но все получилось не так, как хотелось, – ни одного блестящего приёма, ни одного молниеносного выпада, ни силовой борьбы – ничего. Одинаковые безликие выпады, которые нетрудно отбить, несколько атак, захлебнувшихся в самом начале, неловкое падение и даже (о позор!) выбитый из рук меч. Меч Эпикура, отлетевший к самой ограде. Да, ничем не удалось ни удивить, ни поразить.

Но все же Элий победил. И в гладиаторских списках не ставят пометок – была ли победа блестящей или серой. Победа – всегда победа. И в конце дня распорядитель игр вручит Элию золочёную статуэтку крылатой Ники.

– Неплохо для калеки, Марк Аврелий, – похлопал Элия по спине Сократ, когда победитель явился в куникул. – Вот только одного я не могу понять: зачем ты подался на арену, а?

Элий не ответил. Не знал, что сказать. Соврать? Не поверит. Неужели Сократ что-то знает? Нет, невозможно. Или так умен, что догадывается?

– Кстати, Сенека уже на арене. Пойдём, глянем? Вчера он был очень даже неплох. Я не ожидал… – предложил Элий.

– Против него Зенон. Зелен и слабоват, – хмыкнул Сократ.

– Здесь все зеленые по сравнению со мной.

– О да! Они все зеленые. А ты – седой. – Элий бросил взгляд на рыжие с серебром вихры Сократа. – И я тоже, чего уж тут. Только я не чувствую себя стариком.

– Я тоже.

– Скажу тебе честно, – Сократ нахмурился, – меня беспокоит Сенека. В нем слишком много от бойца и слишком мало от философа.

– Он очень зелен.

– Нет, его зеленость тут ни при чем.

– Он – хороший парень. Немного обидчивый, импульсивный. – При каждом слове Элия Сократ отрицательно качал головой. – Ну не знаю, что тебя так беспокоит! – внезапно раздражился Элий.

– Вы очутились здесь вместе. Ты и он. Зачем? – очень тихо спросил Сократ. – Хотя могу и не спрашивать. Знаю: ты не ответишь.

– Ты считаешь, что наш приход на арену как-то связан? – удивился Элий.

– Не разыгрывай из себя наивного идиота, Марк Аврелий, тебе это не идёт. Вы пришли вместе. Не для арены. Друг для друга. Это же сразу видно. С первого взгляда. Вас так и тянет друг к другу, как любовников. Или смертельных врагов. Что с тобой? Тебе плохо, парень?

Элий в самом деле побледнел как мертвец.

– Этого не может быть, – едва слышно прошептал он. – Невозможно…

И он кинулся на трибуну – смотреть на поединок.

«Он пришёл за тобой, за тобой, за тобой…» – билось в ушах.

Зенон атаковал с яростью и отчаянием, Всеслав отбивался легко, будто нехотя. И вдруг метнулся вперёд, проскользнул под клинком и рассёк Зенону плечо. Тот пошатнулся, но не упал. Лишь сделал несколько шагов назад. Рука его повисла плетью.

– Падай! – кричали зрители на трибунах. Зенон им нравился: веснушчатый юнец с соломенными волосами. Такому бы свирель пастушескую, да в поле коров пасти и девок смущать шуточками, а не на арене снимать кровавую жатву.

Если упадёт – спасётся.

– Падай! – кричали, желая спасти.

– Дерись! – вопили другие. А зрители все приходили и приходили – будто звери, учуявшие кровь.

Трибуны были уже почти полны.

Зенон сделал несколько шагов, как пьяный, ноги его подогнулись, он упал на колени. Хотел встать, но окончательно потерял равновесие и упал.

– Тебе же больно, кричи, что же ты не орёшь, а? – спросил Всеслав, обходя лежащего и перекидывая меч из десницы в шуйцу и вновь в десницу. Кровь пульсировала в ушах, каждая клеточка вибрировала от восторга. Всеслав наслаждался внезапным торжеством. Победа! Второй выход на арену – и вновь победа! И куратор академии на трибунах – Всеслав видел Мессия Ивара в первом ряду. Пусть посмотрит, ничтожество, пусть. Всеслав поднёс к губам клинок и слизнул алую каплю – кровь противника. – Знаешь, я не могу тебя убить… по закону. Лежишь, развалился. Встань, если ты не трус… А, боишься. Думаешь, валяюсь я тут на песке кверху брюхом в безопасности, правила боя защищают меня. Вот тут ты ляпнулся, приятель, ничто тебя не защищает. Плевать мне на правила. Я хочу тебя прифинишить и прифинишу!

Всеслав лишь пугал. Но Зенон пришёл в ужас. Себя не помня, вскочил и кинулся к выходу с арены. Споткнулся. Растянулся на песке. Стал подниматься. Вновь упал.

– Лежи! – орали на трибунах.

Но Зенон их не слышал. Он видел вход в куникул – спасительный вход. Шагов двадцать, не больше. И он опять поднялся. Его шатало. И тут Всеслав настиг его. Внезапно ярость вспыхнула в нем и ослепила. И рука сама поднялась. И меч сам ударил наискось, будто срубал молодое деревце. Клинок рассёк Зенона почти пополам. Волна крови выплеснулась из раскрывшегося на животе вишнёвого зева, а следом полезло зеленовато-серое. Всеслав не успел отскочить, и карминовая волна окатила доспехи и лицо победителя. Так в древности богам красили лица киноварью. Богам и триумфаторам.

– Фу ты… – выдохнул Всеслав, проводя ладонью по лицу и размазывая кровь. Он все ещё был ослеплён. Ещё сам не свой.

Зенон повалился к его ногам. Сделалось тихо. И в глубине этой тишины лишь плескался какой-то нутряной отвратительный звук.

Всеслав несколько секунд смотрел на поверженного противника. Восторг схлынул. Накатывала тошнота. Он же убил его. Убил… Всеслав сделал шаг к трибунам, вскинул руку.

– Смерть! – отчётливо выкрикнул кто-то с задних рядов. – Смерть!

Победителя ждал почётный круг. Но вместо этого Всеслав повернулся и помчался в куникул. Боялся, что вырвет прямо на золотой песок. А медики тем временем уносили с арены изуродованное тело.

– Так и есть… – прошептал Элий. – Так и есть… Он пришёл за мной.

Всеслав сидел в раздевалке совершенно обессиленный. Он был на арене чуть больше десяти минут. А показалось – вечность. Как он победил? Он пытался вспомнить. И не мог. Элий подошёл к нему, остановился. Всеславу хотелось провалиться прямо в Тартар – он чувствовал себя безумно виноватым именно перед Элием. Тот не мог одобрить такое.