затем отправилась за ним в ссылку. Свои мемуары она начала писать по настоянию взрослого сына в 1767 году, через 27 лет после ареста и казни мужа и через 9 лет после того, как приняла постриг. В этих мемуарах она предстает набожной и самоотверженной женщиной, непоколебимой в своей верности мужу. Такую же самоотверженность проявила Елизавета Рубановская. Выпускница Смольного института, она приходилась свояченицей первому радикалу России, Александру Радищеву, которого Екатерина Великая сослала в Сибирь за его «Путешествие из Петербурга в Москву». Рубановская, которой не позволили выйти замуж за овдовевшего зятя из-за близкого родства, тем не менее решилась ехать за ним в сибирскую ссылку, пожертвовав собственным комфортом и здоровьем. В Сибири она прожила с Радищевым шесть лет, родила троих детей и умерла незадолго до его помилования в 1797 году. «Искусное перо могло бы написать целую книгу о добродетелях, несчастиях и твердости духа госпожи Рубановской…» — писала ее бывшая соученица — одна из немногих осознававших, какую жертву принесла Елизавета [Clyman, Vowles 1996: 14–15; Lang 1979: 211].

Духовные ценности иногда вызывали критическое отношение к постпетровской общественной сфере. Это можно увидеть в мемуарах Анны Лабзиной (1758–1828), которая, описывая собственную добродетель, тем самым выставляет в критическом свете ценности своего мужа. Она была замужем за Александром Карамышевым, который играл в азартные игры, распутничал и кутил, оправдывая все это с точки зрения философии Просвещения. Свою жизнь с ним Лабзина описывала как долгое и мучительное испытание, которое она переносила как «христианская мученица на земле». Не подвергая сомнению патриархальные порядки, Лабзина в описании своего брака, тем не менее, подчеркивает свою верность ценностям более высоким, чем у ее мужа. Пока муж предавался плотским удовольствиям, она была занята богоугодными делами. Она собственноручно раздавала милостыню и заботилась о бедных и обездоленных, ходатайствуя за них перед властями, как это делали благочестивые женщины в московский период. Религиозная вера, таким образом, становилась для женщин источником власти, способной соперничать с мирской властью мужчин и даже превосходить ее[39].

Наконец, духовные ценности открывали женщинам наиболее приемлемые пути для деятельности вне дома. Прежде всего, одной из немногих альтернатив семейной жизни для женщин оставалось монашество. Женщины, не имевшие возможности уйти в монастырь, неформально объединялись с другими незамужними женщинами и вдовами в общины. Они носили темную одежду, символизирующую отречение от мира, жили под одной крышей, вместе молились и вместе трудились в садах и огородах, обеспечивая себе пропитание. Таких неформальных объединений стало появляться все больше после 1764 года, когда Екатерина конфисковала церковные земли, лишив монашеские общины источника существования и вынудив маленькие монастыри объединяться в более крупные в целях экономии. Число женских монастырей резко сократилось: из 203, существовавших в 1762 году, после реформы 1764 года осталось только 67. На смену им пришли общины. Первая община образовалась в 1764 году в городе Арзамасе, на месте недавно упраздненного монастыря, чтобы дать приют изгнанным и будущим монахиням. Десять лет 270 женщин неофициально жили в кельях, которые было приказано закрыть. По аналогичной схеме образовывались и другие общины: местные женщины основывали их, стремясь удовлетворить свою потребность в духовной жизни и безопасности. С середины XVIII века и до 1917 года образовалось более 200 таких общин, практически все — в сельской местности. Эти общины, существовавшие на самообеспечении, были результатом местной инициативы и опирались на поддержку местных жителей. Некоторые из них формировались вокруг местночтимых святых — мужчин или женщин; другие же организовывали вдовы из самых разных социальных слоев, от дворянок до крестьянок. Иногда дворянки основывали религиозные общины в своих поместьях, жертвуя землю, имущество и капитал, которым могли распоряжаться с полным правом, поскольку закон позволял русским женщинам владеть собственностью. Однако, в отличие от монахинь, женщины, входившие в подобные общины, не принимали монашеских обетов. Они должны были соблюдать обет целомудрия до тех пор, пока состоят в общине, и могли свободно уйти оттуда при желании. Так же, как женские монастыри, общины приносили пользу обществу посредством благотворительной деятельности[40].

Женщины и благотворительность

Долг милосердия глубоко укоренен в русском православии. В православном мировоззрении богатство считалось даром Божьим, накладывающим обязанность трудиться для общего блага. В идеале благотворительность должна осуществляться напрямую, с глазу на глаз, она подразумевает личную жертву и готовность служить несчастным. Церковь возвысила некоторых женщин до статуса героинь за ту практическую помощь и утешение, которые они оказывали беднякам. Образцом такого поведения была Ксения Блаженная, жившая в Петербурге во второй половине XVIII века. Убитая горем после ранней смерти мужа, придворного певчего, она раздала бедным все свое имущество, бродила по городу в рваной юбке и кофте и заслужила почитание Церкви и простых людей за самопожертвование и щедрость по отношению к беднякам[41].

Таким образом, благотворительность стала частью миссии праведной женщины. Практически все женские монастыри и общины вели благотворительную деятельность. Там ухаживали за больными, кормили бедняков, воспитывали сирот, давали приют бездомным, старухам и вдовам. Набожные замужние женщины тоже активно занимались благотворительностью. Мать Анны Лабзиной регулярно помогала бедным: посылала заключенным деньги и одежду, сшитую своими руками; кормила и одевала нищих. Талантливая целительница, она также лечила своих больных крепостных и утешала умирающих. Ее примеру последовала и дочь Анна. В течение 18 месяцев, проведенных с мужем в сибирском городе Нерчинске, к северу от китайской границы, она заботилась о ссыльных и утешала больных. «Всякий день Бог подавал мне случай делать добро для ближних», — вспоминала она [Лабзина 2010].

В конце XVIII века женская благотворительность стала приобретать светский характер. Раньше благотворительная деятельность императриц и других женщин императорской семьи служила демонстрацией набожности. В царствование Екатерины Великой само государство стало являть собой образец просвещенного милосердия, призванного содействовать не столько вечному спасению, сколько благоденствию людей на Земле. В 1764 году в Москве открылся первый воспитательный дом с самыми либеральными в Европе правилами приема. И он, и Санкт-Петербургский воспитательный дом, открытый в 1771 году, куда принимали практически всех детей, задумывались для взращивания людей нового типа, будущих представителей образованного городского сословия, которого так не хватало России. После смерти Екатерины Мария Федоровна, жена Павла I, взяла на себя управление уже созданными благотворительными учреждениями и сама реализовала многочисленные благотворительные инициативы. Ее особым вниманием пользовались вдовы, матери и дети из неимущих классов, которых она одаряла материнской заботой, дополняя таким образом отеческую фигуру императора. Мария установила стандарт для будущих императриц и других женщин императорской семьи: покровительство благотворительным организациям стало основным видом их общественной деятельности. Отныне они поддерживали своим именем, а также собственными трудами