– Что-то не верится, что это обязательно было именно так, – заявил Джон, пока остальные разглядывали стену. Но даже ему, как показалось Айлин, эта версия представлялась убедительной.

– Конечно, нам нужно взять несколько штук, чтобы выяснить наверняка, – согласился Роджер успокоительным тоном.

– Почему ты не рассказал нам этого вчера вечером? – спросила Айлин.

– Ну, я не мог, пока не увидел скалу, на которой они находятся. Но это просто забрызганный лавой песчаник, как их называют. Поэтому его верхние слои такие твердые. Но ты же ареолог, верно? – Он уже не насмехался. – Разве не похоже, что они из лавы?

– Похоже, – неохотно кивнула Айлин.

– А в лаве окаменелостей не бывает.

Полчаса спустя они, удрученные, молча брели обратно, вновь ориентируясь по пирамидкам. Джон и Иван шли последними, нагруженные несколькими килограммами комьев лавы. Псведоокаменелостями, как их называли ареологи и геологи. Роджер шагал впереди и болтал с супругами Мицуму – как догадалась Айлин, он пытался их приободрить. Она немного корила себя за то, что не смогла распознать породу еще вечером. И теперь чувствовала себя более подавленной, чем следовало, и это только злило ее. Все вокруг было таким пустым, таким бессмысленным и лишенным формы…

– Однажды я думал, что нашел следы пришельцев, – рассказывал Роджер. – Я тогда ходил один на другой стороне Олимпа. Скитался по каньонам, как обычно, только сам. И вот, иду я по очень такой неровной местности, как вдруг натыкаюсь на пирамидку. Камни сами по себе так бы не сложились. Общество исследователей, как вы знаете, учитывает каждый поход, каждую экспедицию, и я, перед тем как выйти, проверил записи и знал, что это неизведанная территория – точно как эта, где мы сейчас. То есть, насколько знало Общество, в те места еще никто не захаживал. Но тем не менее я нашел пирамидку. А вскоре начал находить и другие. Они были установлены не по прямой линии, а будто бы зигзагом. И представляли собой маленькие стопки плоских камней, по четыре-пять штук. Будто их выложили те маленькие пришельцы, которые могли видеть только краем глаза.

– Представляю, как это тебя потрясло, – сказала миссис Мицуму.

– Точно, потрясло. Но вообще, знаете, объяснений у меня было всего три. Что это было естественное образование, что крайне маловероятно, но все-таки – могло случиться, что эти плоские камни наслоились друг на друга и развалились на отдельные куски, но так и остались лежать. Или что их выложили пришельцы. Что, по моему мнению, маловероятно. Или кто-то прошел там, не сообщив, и решил подшутить, может быть, над тем, кто заберется туда после. На мой взгляд, последнее было наиболее вероятным. Но пока я был там…

– Должно быть, это тебя разочаровало, – вновь отозвалась миссис Мицуму.

– Нет-нет, – с легкостью возразил Роджер. – Меня это скорее позабавило.

Айлин пристально посмотрела на фигуру гида, шагавшего впереди вместе с остальными. Его в самом деле ничуть не задело, что находка Джона оказалась не тем, на что они надеялись. Он был другим – не таким, как Джон или Иван, не таким, как она сама, – ведь, по ее ощущениям, это объяснение происхождения раковин было ударом более сильным, чем она могла предположить. Ей хотелось найти здесь жизнь так же, как Джону, Ивану или кому бы то ни было другому из них. Все те книги, что она прочитала, когда изучала литературу… Поэтому-то она и не вспомнила, что на магматических породах никогда не бывает окаменелостей. Если бы там когда-нибудь и была жизнь – улитки, лишайники, бактерии, да что угодно, – она бы как-нибудь убралась подальше от этих ужасных бесплодных земель.

И если сам Марс не мог ее обеспечить, то возникала необходимость ее поддержать, сделав все, что нужно для того, чтобы жизнь стала возможной на голой поверхности, чтобы как можно скорее преобразить планету и наполнить ее жизнью. Теперь она понимала связь между двумя основными темами вечерних бесед в их лагерях – терраформированием и обнаружением вымерших жизненных форм на Марсе. И такие беседы велись по всей планете, может, и не так усиленно, как в этих каньонах, но тем не менее Айлин всю жизнь надеялась на то, что это открытие однажды случится, – она верила в это.

Она вытащила из кармана полдюжины комьев лавы и присмотрелась к ним. Затем резко, с горечью отбросила их прочь, и они улетели в ржавую пустошь. Никогда не найти следы жизни марсианской жизни – никому и никогда. Она знала это каждой клеточкой своего тела. И все так называемые открытия, все эти книжные марсиане – они служили лишь частью проекции, и не более того. Люди хотели, чтобы марсиане существовали, вот и все. Но их не существовало – никогда. Ни каналостроителей, ни похожих на фонарные столбы с излучающими тепло глазами, ни сверкающих ящериц или сверчков, ни разумных скатов, ни ангелов или дьяволов, ни четырехруких воинов, сражающихся в синих джунглях, ни тощих существ с большими головами, ни черноглазых красавиц, жаждущих земного семени, ни мудрых бликменов [10], скитающихся по пустыне, ни златоглазых и златокожих телепатов, ни расы двойников – никаких образов из кривых зеркал; ни разрушенных саманных дворцов, ни оазисов-замков, ни загадочных скальных жилищ, ни голографических башен, готовых свести людей с ума; ни запутанных систем каналов, чьи шлюзы засыпаны песком; ни даже мхов, каждое лето сползающих с полярных шапок; ни кроликоподобных животных, живущих глубоко под землей; ни гибких живых мельниц, ни лишайников, распространяющих опасные электрические поля; ни водорослей в горячих источниках, ни микробов в почве, ни микробактерий в реголите, ни строматолитов, ни нанобактерий в глубине коренных пород… ни первобытного супа.

И так со всеми их мечтами. Марс был мертвой планетой. Айлин провела ботинком по застывшей грязи и всмотрелась влажными глазами в розоватый песок. Все мертво. И таков ее дом – мертвый Марс. Даже нет, не мертвый – это означало бы, что он когда-то жил и погиб. Просто… ничто. Красная пустота.

Они свернули в главный каньон. Далеко внизу виднелся их шатер, и казалось, он был готов в любое мгновение скользнуть еще ниже по склону. Вот вам и признак жизни. Айлин мрачно усмехнулась. Снаружи ее костюма было сорок градусов ниже нуля, а воздух вовсе и не был воздухом.

Роджер торопился вниз впереди всех – явно, чтобы включить в шатре воздушную систему и отопление или вытянуть оттуда тележку для дальнейшего спуска по каньону. Айлин всю жизнь прожила при неестественной марсианской гравитации, а Роджер прыгнул в большую борозду, словно во сне, не подскакивая по-газельи, как Джон или Доран, а по прямой – по самой эффективной траектории, будто в некоем балете камней, который благодаря своей простоте казался лишь изящнее. Айлин это нравилось. Теперь человек, думала она, смирился с абсолютной безжизненностью Марса. Он казался ей домом человека. Ей вспомнилась старинная фраза: «Мы встретились с врагом, и он – это мы» [11]. И еще что-то из Брэдбери: «Это были марсиане… Тимоти, Роберт, Майкл, мама и папа» [12].