начала выкрикивать эти глупейшие слова. Они звучали в пустоте, как стон святого, отлученного от Бога. Прошло несколько мгновений. Наденька робко взглянула, что же все-таки делает Николай Семенович. Оказалось, Николай Семенович всего-навсего с важным и надутым видом (важнее, пожалуй, он никогда не был) равномерно, строго и чинно, в черном костюме, ходит вокруг кровати. Наденька обомлела. Великолепна же была эта сцена, когда почти профессор, не удостоив даже взглядом голую студентку, сумрачно, как ученый кот, попыхивая трубкой, ходит вокруг постели, без всякого намека на сублимацию, а голая Наденька то и дело выкрикивает в пустоту: "Ой, петух! Ой, петух! Ой, петух!"

Наконец минут через двадцать Николай Семенович глянул на часы так, как будто занавес опустился.

— Ну вот и все, Наденька, — равнодушно проговорил он, даже чуть позевывая. —

Одевайтесь.

— Ого! — только и воскликнула Наденька.

Через несколько минут она была на кухне, одетая. Николай Семенович мирно, за бедным столом, попивал чаек с сухарями.

— Ну как? — спросил он воткнув в нее тусклый взгляд.

— Ничего, — испугалась Наденька.

— Ваша зачетка?

— У меня в бюстгальтере, — окончательно запуталась Наденька.

— Угу, — ответил Николай Семенович.

Счастливая, с пятеркой в графе, Наденька, оправляясь, поползла к выходу.

— Одну минуту, Надюша, — мрачно сказал Николай Семенович. — Можно встретиться с вами у памятника Гоголю в среду в 18.00?

— Да, да, — пробормотала она.

— Разговор будет еще более серьезный и глубокий, чем то, что было сегодня.

— Ага, — ответила Наденька.

чернела у памятника Гоголю. Наденька, верная какому-то непонятному чувству долга, заметила его издалека.

— Вот что, Надя, — сжав трость и даже несколько побелев, выговорил Николай

Семенович, когда они уселись на скамью, — можете ли вы раз в полгода и в дальнейшем приходить ко мне и в точности повторять то, что было?

— Но Николай Семенович!

— В чем дело?!

— Николай Семенович! Но почему бы вам не попросить жену совершать это?

— Не те отношения, — сухо ответил Николай Семенович. — Поймите, Надя, — проговорил он потом, и Наденьке показалось, что волосы его поседели, — для меня это вопрос жизни и смерти. Мне неудобно предложить вам плату за этот сеанс, это оскорбило бы вас, меня и вообще все в целом… Прошу вас согласиться только из уважения ко мне…

Повторяю, для меня это вопрос жизни и смерти.

— Ну, раз это касается смерти, — вдруг заплакала Наденька, сама не понимая, что говорит, — я согласна.

С тех пор каждые полгода Наденька приходила домой к Николаю Семеновичу, молча раздевалась, передвигала кровать в центр, ложилась на нее и дико выкрикивала "Ой, петух! Ой, петух!"; Николай Семенович же, строгий и подтянутый, без малейшего лишнего движения многозначительно ходил вокруг нее, ничего другого не делая.

Промежду этих контактов они нигде не встречались и вообще не обменивались даже словом по телефону.

Так прошло много лет; большинство ушло в лучший мир; осиротело сознание. Наденька счастливо вышла замуж, родила детей, была вся в хлопотах и жизнерадостности; но "сеансы" не прерывались ни на один раз.

Наконец Наденька стала солидной, высокопоставленной дамой с собственной машиной и выездом на дачу, Николай Семенович же стал старичком, однако ж симбиоз продолжался, история все тянулась и тянулась…

Умилителен же был вид Надюши, когда она, пышнотелая, респектабельная супруга, голенькая, точно молясь сумасшедшему идолу, выкрикивала в пустоту: "Ой, петух! Ой, петух!" Николай Семенович же был по-прежнему невозмутим и, весь в седине, оторопело шагал вокруг кровати, опираясь на палку.

А однажды Николая Семеновича не стало… Наденька повесилась ровно через три дня после того, как случайно узнала об этом, — повесилась у себя дома, в коридоре.

25 февраля 2012

История про то, чтобы два раза не вставать

Известное дело, как прочитают о мытаре и фарисее, как расскажут о Страшном суде, да о блудном сыне, так начнётся жизнь новая.

А я пока о старом.

В связи с тем, что ко мне приходили разные люди, не только дятлознатцы, но и просто воодушевлённые моей классификаций тем Непознанного и Чудесного, то я понял, что есть ещё один раздел этих знаний. Это правда о великих людях, которую от нас раньше скрывали. Самая лучшая история в этом ряду была нам рассказана 17 мая 1991 года. Это была сакральная тайна о том, что Ленин — гриб (многие, к сожалению, забыли, что это неполная правда, тогда нам ведь рассказали, что Ленин не только гриб, но и, одновременно, радиоволна).

Одно из последних персональных открытий касалось Астрид Линдгрен. Выходило так, что она познакомилась с Германом Герингом, когда тот приезжал в Швецию развлекать публику полётами на аэропланах, и после вывела его под видом летающего человека Карлсона.

Я помню, что началось сущее безумие.

Эту историю пересказывали все, кому не лень.

То есть, люди скучные знали, что в любом новационном утверждении есть презумпция виновности и набивали в Яндекс «Геринг + Линдгрен» Они получали ссылки, отсчитывали сроки, выясняли, что об этом говорят давно и с тех же давних лет другие скучные люди уже говорили, что эта мифологическая конструкция не жизнеспособная, они не встречались, Геринг был в Швеции когда Линдгрен училась в школе, что всю жизнь Линдгрен придерживалась левых взглядов — и тому подобное далее.

Но тут вся беда человеческого мышления в том, (хорошо — не беда, а свойство), что если человеку что-то кажется забавным, тот он срабатывает не как человек sapiens, а как транслятор, привешивает кнопочку «перепостить», а уж если кто предъявит претензии, требует доказательство со стороны.

А что такое доказательное опровержение? Ведь персональные истории про базу гитлеровцев в Антарктиде — ровно того же сорта. Приступит человек к тебе с требованием «Докажи, что не было?» Ну не было, потому что не было. Ни одного документа. А ему такие: «Так они ж секретные, их все уничтожили!» — ну и начинается.

И вот я думаю, что персональные истории неистребимы.

Они отдельный класс — вот ужасно пошлая история про Черчилля и Флемминга (Малолетний Флемминг вытаскивает малолетнего Черчилля из болота или отец Флемминга вытаскивает какого-то из Черчиллей из болота, и за это Черчилли дают денег на обучение мальчика, а он изобретает пенициллин, и вылечивает повзрослевшего Черчиля, и всё это совокупляют с псевдохристианской моралью… Прочь, прочь пошляки. От этого мифа Флемминга тошнило ещё при жизни.

Или история про то, что путешественник Пржевальский по дороге куда-то на восток заехал на Кавказ, в Гори и… Ну, посмотрите на его памятник близ Адмиралтейства — чистый Сталин!..

Или вот Моше Даян, будучи офицером британской военной миссии, выезжает на советско-германский фронт проведать