Галл с тяжелым вздохом приподнялся и снова, упал на подушки. Уж не сходит ли он с ума?

От волнения он всю ночь не мог сомкнуть глаз и лишь на рассвете забылся на несколько часов тяжелым сном.

Когда он проснулся, впечатление ночного видения побледнело, и ему было стыдно признаться в таких глупостях, вызванных, очевидно, переутомлением. Затем в течение недели ничего сверхъестественного более не произошло и жизнь шла своим чередом. Галл вполне успокоился, и совершенно забыл бы про этот эпизод, если бы не Валерия, которая жаловалась на головную боль всякий раз, когда они собирались в зал сфинксов. Она утверждала, что чувствует удушливый аромат, причиняющий ей головокружение; но так как никто больше этого аромата не ощущал, то над Валерий трунили, а Филатос, шутя, даже уверял ее, что вероятно царевна Нуита, завидуя ее живой красоте, назло вызывает у нее головные боли, отравляя воздух ей одной приметным ароматом.

Как-то ночью легат вернулся домой крайне утомленным, и только что стал засыпать, как пахнувший ему в лицо порыв холодного ветра и дрожащий, гармоничный звук, уже раз слышанный им, разбудили его, и он увидел в нескольких шагах от кровати женщину, уже дважды являвшуюся ему. На этот раз она казалась печальной, и в больших синих глазах ее стояли слезы. Скользнув к постели, она наклонилась к Галлу и прошептала слабым, как дыхание, голосом:

– Разбуди меня! Освободи от ужасного сна, сковывающего мое тело! О! Как ужасно спать так долго, быть осужденной на неподвижность, когда душа блуждает подобно летучей мыши, не живет жизнью человеческой и не пользуется свободой существ, населяющих пространство! О приди! Я укажу тебе секрет, и ты вернешь меня к жизни. Идем же!

Галл чувствовал прикосновение холодной, мягкой, воздушной руки. Он уже встал и машинально готов был последовать за своей таинственной гостьей, как вдруг раздался страшный крик – и Валерия, с искаженным от ужаса лицом и с широко открытыми глазами поднялась на своем ложе. В тот же момент видение исчезло, и когда Галл окончательно пришел в себя, он увидел, что стоит посреди комнаты и чувствует во всем теле ледяную дрожь. Подавив с усилием овладевшую им слабость, он добрел до кровати и спросил Валерию, что так испугало ее?

– Ах! Какой ужасный сон я видела, – ответила она, прижимаясь к мужу. – Я видела, что сфинкс с головой женщины вошел в нашу комнату и поднял на нас с тобой свою тяжелую, каменную лапу.

– Клянусь Плутоном и всеми божествами ада, я более не сомневаюсь, что эти проклятые сфинксы заколдованы! – с гневом вскричал Галл. – С тех пор, как эти чудовища под моей кровлей, они ни днем, ни ночью не дают нам покоя.

И он рассказал жене свои видения, прибавив:

– Завтра же прикажу убрать их в павильон в конце сада. С меня довольно их соседства, и первый их хозяин, конечно, не без основания засыпал их землей.

Валерия поддержала мужа и, несмотря на симпатию, какую внушал ей сфинкс с мужской головой, несмотря на восхищение, возбуждаемое в Галле этими произведениями искусства, на завтра было решено их изгнание.

На следующий день, перед завтраком, явились Филатос и Пентаур. Первый – давать урок греческого языка Валерии, второй – с просьбой от своего храма. Галл оставил обоих у себя на трапезу, и тут, в беседе за кубком доброго вина, со смехом, предложил друзьям присутствовать при изгнании сфинксов, которых он выселял в конец сада за то, что они смущают их покой.

Видя удивление гостей, Галл рассказал вкратце свои и жены галлюцинации, затем прибавил смеясь:

– Хотите, так после завтрака мы пойдем все присмотреть за переноской сфинксов. Если я и изгоняю их из своего соседства, то нисколько не желаю, чтобы они были повреждены.

Когда хозяева и гости вошли в залу сфинксов, там уже работала целая толпа рабов. У самых ступенек стояли катки и несколько человек закручивали веревки. Сидя на спине статуи, один из рабов обматывал канатом шею сфинкса, как вдруг, благодаря неосторожному движению, он потерял равновесие, инстинктивно схватился за цветок лотоса и, сам того не подозревая, нажал пестик цветка.

Послышался треск, и сфинкс стал медленно сползать со своего места, открывая зияющую пустоту в цоколе.

Раб с криком свалился на землю, а присутствующие в ужасе попятились: где же это видано, чтобы сфинкс мог двигаться. Галл первый подбежал к сфинксу и с удивлением вскричал:

– Смотрите! В цоколе пустота, а в ней, если не ошибаюсь, лежит мумия.

Подошли и остальные, с любопытством заглядывая внутрь, где на пурпурных подушках, со шкурой пантеры на ногах, лежало тело женщины, судя по длинным, белокурым волосам. Лицо ее было прикрыто пожелтевшим полотном.

Галл нетерпеливо сорвал это покрывало – и окаменел от удивления, не веря своим глазам: перед ним лежало тело женщины его ночных видений. Словно восковая покоилась Эриксо в своем саркофаге, озаренная лучами солнца, тысячью искр переливавшегося в драгоценных камнях ее ожерелья.

– Да это настоящая Афродита! Никогда не видал я более прекрасного человеческого создания! – с восторгом вскричал Филатос.

Затем, повернувшись к жрецу, он прибавил:

– Посмотри, Пентаур! Видел ли ты когда-нибудь так хорошо сохранившееся тело? Великая наука твоих предков только и могла создать такое произведение искусства.

Жрец наклонился и, после внимательного осмотра, заметил:

– Я никогда еще не видывал мумии без повязок, притом так чудно сохранившейся. Да, вот там, рядом с телом, стоит шкатулка, в которой, может быть, содержатся объяснения этой тайны.

Галл быстро вытащил небольшую шкатулку слоновой кости и открыл ее. В ней лежали два маленьких флакона и тоненький свиток папируса, покрытый иератическими знаками.

– Это по твоей части, любезный Пентаур, прочти-ка нам папирус! – сказал легат, подавая египтянину свиток.

Жрец принялся читать и глубокое удивление отразилось на его бронзовом лице.

– Написано здесь следующее: «в небольшой кубок теплого вина прибавь половину содержимого желтого флакона, а затем, капля за каплей, влей эту смесь мне в рот», – прочел Пентаур.

Все молча с недоумением переглянулись. Загадка осложнилась. Галл первый дал совет:

– Попытаемся, друзья мои, последовать этому указанию! Остальное же в воле богов. Сначала давайте вынем этот таинственный труп из его вековой гробницы, да перенесем его туда, на скамью. А ты, Филатос, прикажи принести кубок теплого вина.

Они осторожно подняли тело Эриксо и вынесли в сад. Тело было гибко и при дневном свете носило землистый оттенок; ногти и веки посинели.

– Она мертва! Какая роковая судьба погребла ее, такую молодую и дивно прекрасную, в подобном саркофаге? – с участием заметила Валерия.

В эту минуту вернулся Филатос с кубком теплого вина, и Пентаур влил, согласно указанию, половину жидкости из желтого флакона. Вино зашипело и приняло красный цвет крови. Лезвием стилета удалось с трудом раскрыть стиснутые зубы Эриксо и влить ей в рот вино.