Мысль об этом здорово отрезвляла.

Рана оказалась гораздо менее опасной, чем он думал сначала, но он потерял много крови. Да черт с ней, с этой раной, подумал он и застонал. Сейчас его мучила адская боль в голове. «Но виновата в этом скорее не рана, а ирландское виски», — преисполнившись раскаяния, подумал Гарет.

И все же, если бы ему вновь пришлось пережить схватку с разбойниками, он бы поступил так же. Несмотря на жестокое похмелье и пульсирующую боль в области задетого пулей ребра, он был вполне доволен собой. На его лице заиграла глупая улыбка. Приятно, черт возьми, быть героем дня… а уж удовольствие, которое он получил, когда мисс Джульет Пэйдж пришла к нему, чтобы пожелать доброй ночи, и, наклонившись, прикоснулась прохладными губками к его лбу, не описать словами. Он вздохнул, откинулся на подушку и снова улыбнулся довольной улыбкой. Такой знак внимания говорил о том, что его одобряют.

Гарет не привык, чтобы его кто-нибудь одобрял.

Он закрыл глаза. Черный дрозд все еще пел за окном, и он, начиная снова засыпать, представил себе, как Джульет Пэйдж с благоговением смотрит на него, словно он отважный герой, раненный на поле брани, а она — посланный небом ангел милосердия.

Когда час спустя к нему в комнату зашел Люсьен, Гарет крепко спал… и все еще улыбался.

Великий герой проспал завтрак. К тому времени весть о нападении разбойников и отважном поступке Гарета распространилась по всей округе, и в замок начали поступать цветы, записочки и даже стихи, восхваляющие его подвиг.

Дикарь и раньше пользовался успехом среди дам, но никогда еще их восторженное отношение не проявлялось столь бурно, как в то чудесное апрельское утро. Узнав о его подвиге, о том, что он рисковал жизнью, спасая людей, и был «тяжело ранен», все женское население Беркшира пришло в неистовое волнение. Группа краснеющих от робости и хихикающих девиц из деревни принесла ему букет свежей сирени. Полдюжины роз принесли от леди Джейн Сноу, а следом появилась целая дюжина роз от ее сестры леди Энн. Коробку конфет и сочные апельсины прислала мисс Эми Вудсайт. Письма и записочки сыпались десятками. Мисс Салли Чилкот, такая же безмозглая, как и ее братец Нейл, разразилась восторженными стихами.

Люсьена все это раздражало, и, когда в очередной раз лакей вошел с посланием на серебряном подносе в столовую, где все они сидели за завтраком, он потерял терпение.

— Будет ли этому конец? — пробормотал он и в сердцах швырнул послание в кучу писем, растущую на столе перед пустым стулом Гарета.

Взяв чашку с кофе, он снова погрузился в чтение «Джентлменз мэгэзин»[2].

— Ну вскрой его, Люс, — капризно растягивая слова, сказал Эндрю, намазывая маслом кусочек хлеба. Он вытянул шею, пытаясь разобрать замысловатый почерк. — Посмотрим… Ага! Поэма, посвященная отважному лорду Гарету де Монфору. — Он презрительно фыркнул.

— Что бы там ни было написано, это предназначено только для Гарета! — заявила Нерисса, державшая Шарлотту на коленях. — Ты просто завидуешь Гарету… ведь не тебе уделяют столько внимания.

— Ошибаешься, милая сестричка. У меня есть дела поважнее, чем отбиваться от внимания назойливых особ женского пола.

— Не потому ли это, что назойливые особы женского пола не балуют тебя своим вниманием? — огрызнулась в ответ Нерисса.

— Они просто как дети, — снисходительно пробормотал герцог, не отрываясь от журнала.

Чувствуя себя неуютно, Джульет молча размешивала сахар в чашке с чаем. Она так и не поняла, почему во время вчерашнего разговора герцог так странно обошелся с ней, и до сих пор не знала, намерен ли он принять ее в семью и стать опекуном Шарлотты. Он еще не сказал об этом ни слова, и пока Нерисса не привела ее сюда завтракать, она его больше не видела, а следовательно, не имела возможности спросить об этом. Джульет хотела поговорить с ним с глазу на глаз. Здесь, за столом, в присутствии двух препирающихся друг с другом юнцов, разговор на эту тему казался ей неуместным.

Может быть, после завтрака она попросит уделить ей немного времени.

— Не беспокойтесь, мисс Пэйдж, — дружелюбно сказал Эндрю, не правильно истолковав причину обеспокоенного выражения лица Джульет. — Мы с сестрой живем как кошка с собакой. Боюсь, в нашем доме это в порядке вещей. Со временем вы к нам привыкнете.

Джульет взглянула на герцога. Интересно, уделит ли он ей время? Но он не сказал ни слова, продолжая читать.

— За Эндрю тоже бегали бы девушки, если бы он не сидел, уткнув нос в книги, а обращал побольше внимания на окружающий мир, — сказала Нерисса и добавила, обращаясь к брату:

— Расскажи ей об изобретении, над которым работаешь, Эндрю.

— Это пустяки.

Но Джульет заметила, как у Эндрю зарделись щеки.

— О каком изобретении идет речь? — поинтересовалась она.

Он пожал плечами и, наклонив голову, принялся с особым усердием намазывать маслом второй кусок хлеба.

— Я пытаюсь построить летательный аппарат.

— Летательный аппарат? — Джульет от удивления чуть не уронила чашку с чаем.

— Да, — сказал он, не поднимая головы и краснея еще больше. — Я понимаю, что это кажется безумной затеей, но если летают птицы, летают воздушные змеи, летают даже листья на ветру, то почему нельзя его изготовить?

— Это невозможно, — тихо сказал герцог, не отрываясь от журнала.

— Я так не думаю, — сказал Эндрю.

— Если бы Господь хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья, — сказал герцог, перевертывая страницу.

— Да, а если бы он хотел, чтобы мы бороздили моря, то дал бы нам плавники, — подхватила Нерисса. — Но он этого не сделал, поэтому нам пришлось изобрести корабли. Так почему нельзя изобрести летательный аппарат? Я считаю идею Эндрю заслуживающей внимания.

— А я считаю, что она просто смехотворна! — сердито обрезал сестру герцог, даже не потрудившись взглянуть на нее. — Эндрю — один из немногих студентов Оксфорда за последние двадцать лет, которые не предавались бражничеству и распутству, а серьезно учились. И ради чего? Ради изобретения летательного аппарата! Какая пустая трата полученных знаний! Какое никчемное расходование энергии чертовски неплохого мозга!

Глаза Эндрю вспыхнули гневом.

— Люсьен, это жестоко и несправедливо! — воскликнула Нерисса.

— Я говорю правду.

— Если бы люди, подобные Эндрю, не изобретали то, что другие считают невозможным, на свете не появилось бы ничего нового!

Эндрю, с грохотом отодвинув стул, выскочил из столовой, чуть не сбив с ног входившего в дверь слугу. Слуга и бровью не повел, когда Нерисса вскочила и бросилась вслед за рассерженным братом. Герцог же с невозмутимым видом продолжал читать журнал, как будто ничего не произошло. Он даже не сразу заметил слугу, принесшего еще одно послание на серебряном подносе, который держал в одной руке, затянутой в перчатку.