Хентцау все еще видит его как сейчас: лицом наполовину гоил, наполовину человек, кожа вся в прожилках благороднейшего из камней, самого святого камня на свете. Да нет, это не он. Не может такого быть. Подделка вроде деревянных божков, которых мошенники сусальной позолотой обклеивают и глупым старушонкам всучивают, выдавая за чистое золото. «Спешите видеть, нефритовый гоил явился, чтобы сделать короля непобедимым. Только слишком глубоко не режьте, а то наткнетесь на человечье мясо». Ну да, так оно и есть. Очередная уловка феи, лишь бы внушить, что без нее им никак не обойтись.

Хентцау вглядывался в подступающую ночь, и даже тьма казалась ему стеной нефрита.

А что, если ты ошибаешься, Хентцау? Что, если он — настоящий? Что, если судьба твоего короля и вправду от него зависит? А ты его упустил…

Когда следопыт наконец вернулся, даже Хентцау своими подслеповатыми глазами сразу увидел: он потерял след. Прежде за такое он бы его на месте убил, но время научило его обуздывать гнев, дремлющий во всех гоилах, — пусть и вполовину не так мастерски, как овладел этим искусством король. Единственная ниточка, оставшаяся у них теперь в руках, — это россказни про фею. А это значит: в который раз смирив гордость, унизиться перед Темной Феей, слать гонца, спрашивать дорогу. Одна мысль об этом была нестерпимей, чем весь холод подступающей ночи.

— Ты отыщешь мне след! — заорал он на следопыта. — Как только рассветет. Три лошади, одна лиса. Что тут сложного!

Он уже перебирал в уме, кого бы послать к фее, когда к нему подошла Нессер. Ей было всего тринадцать. В этом возрасте гоилы уже давно считаются взрослыми, но большинство начинают военную службу лишь с четырнадцати. Она не особенно преуспела ни в искусстве сабельного боя, ни в стрельбе, но с лихвой восполняла обе эти слабости невероятной отвагой. Впрочем, в таком возрасте не ведать страха и считать себя бессмертным, даже если у тебя в жилах не течет кровь фей, — дело обычное. Он по себе помнит.

— Командир?

Он любит это почтение в ее юном голосе. Лучшее средство от неуверенности в себе, которую посеяла в нем Темная Фея.

— Что тебе?

— Я знаю дорогу к феям. Правда, не на самый остров… Только в долину, откуда на остров попадают.

— В самом деле? — Хентцау и вида не подал, насколько у него отлегло от сердца. Он питает слабость к девчонке, но именно поэтому особенно с ней строг. Как и у него, ее кожа из яшмы, но, как и у всех женщин, с вкраплениями аметиста.

— Я состояла в эскорте, который по воле короля сопровождает Темную Фею во всех ее путешествиях. И в той поездке, когда она последний раз навещала сестру, тоже была. Она, правда, у въезда в долину велела нам остаться, но…

Это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Не придется клянчить о помощи, и никто не узнает, что он нефритового гоила упустил. Хентцау сжал руку в кулак. Однако лицо его сохраняло прежнюю невозмутимость.

— В самом деле? — повторил он нарочито бесстрастным тоном. — Ладно. Скажи следопыту, что теперь нас поведешь ты. Но горе тебе, если заблудишься.

— Точно не заблужусь, командир! — И она умчалась выполнять приказ, унося в сиянии золотых зрачков радость, уверенность и надежду.

Сам же Хентцау не сводил глаз с раскисшего проселка, по которому ушел от них нефритовый гоил. Один из головорезов уверял, будто брат его ранен и им обязательно потребуется ночлег. Сам-то Хентцау может не спать неделями. Значит, успеет их встретить.

Было еще темно, когда Джекоб приказал им трогаться в путь. Даже Лиса не смогла уговорить его отдохнуть еще хоть немного, и в глубине души Клара призналась себе, что рада поскорее убраться от всех этих спящих мертвецов.

Какая ясная ночь. Замшевая чернота неба, усеянная блестками звезд. Холмы и деревья силуэтами из черной бумаги, а рядом с ней Вилл, только по видимости близко. Такой родной и такой чужой.

Она взглянула на Вилла, глаза их встретились, и он ей улыбнулся. Но это лишь тень той улыбки, которую она помнит. А ведь раньше как просто было выманить у него улыбку. Он так легко дарил любовь. И как легко было отвечать ему взаимностью. Ничего легче на свете не было. Она не хочет его потерять. Но чуждый мир вокруг нее нашептывал одно: Он мой. А они проникают в этот мир все глубже, до самого сердца, как будто освободить Вилла можно только так.

Отпусти его!

Как же хочется выкрикнуть эти слова прямо в лицо этому жуткому, темному миру, что прячется за зеркалом.

Отпусти его!

Но нет, это она сама уже чувствует на себе его темные щупальца. «Что тебе здесь надо? — нашептывает ей черная, чужая, непроглядная ночь. — Какую прикажешь подарить тебе шкурку? Меховую шубу? Или каменный панцирь?»

— Нет! — ответила она шепотом. — Я найду твое сердце, и ты вернешь мне Вилла.

Но в глубине души она чувствовала совсем другое: будто и вправду на ней уже растет новая кожа. Такая мягкая. Слишком мягкая. И что до ее сердца вот-вот доберутся темные щупальца ночи.

Как же ей страшно.

В россказнях о феях по крайней мере одно было правдой: к ним никто не в силах проникнуть, если они сами того не захотят. И три года назад, когда Джекоб впервые к ним пробирался, это было не иначе — но и тогда, невзирая ни на что, дорожка к ним все-таки имелась.

Надо только подкупить подходящего карлика.

Из карликов многие кичились тем, что они якобы с феями торгуют и в знак этого даже с гордостью украшали свои гербы лилиями. Большинство, однако, только потчевали Джекоба древними бабушкиными сказками, чтобы в конце концов признаться, что последний их предок, видевший фею воочию, умер больше века назад. Пока наконец один из карликов при дворе императрицы не назвал ему имя Эвенауга Валианта.

Императрица тогда пообещала несусветное вознаграждение чистым золотом тому смельчаку, кто принесет ей лилию с озера фей. Про эти лилии шла молва, будто их аромат самую страшную девушку превращает в красавицу, а супруг императрицы, принц-консорт, имел неосторожность весьма разочарованно отозваться о внешности своей единственной дочери. Вскоре после этого он при странных обстоятельствах погиб на охоте — злые языки утверждали, что не без помощи жены, — однако вкус своего супруга императрица всегда ценила гораздо выше, нежели его самого, и потому не поскупилась назначить вознаграждение за волшебные лилии, что и побудило Джекоба, который в то время работал уже один, без Хануты, отправиться к Эвенаугу Валианту.

Разыскать карлика оказалось делом нетрудным, и тот за внушительную горку золотых талеров действительно вывел Джекоба к долине, где обитали феи. Только вот про стражников, охраняющих фей, Валиант ему ничего не сказал, и эта прогулка едва не стоила Джекобу жизни. Карлик же благополучно продал императрице волшебную лилию, которая и впрямь превратила ее дочь Амалию в писаную красавицу, за что Валиант и сподобился титула «поставщик императорского двора».