– Что больше всего он уважал в людях?

Н.X. Смелость, решительность, правдивость и точность в оценке сложившейся обстановки. Без этого невозможно ведь что-либо планировать наверняка.

А.Н. Любил откровенность. Меня однажды неожиданно спрашивает: «Александр Николаевич, девкам-то небось хвалишься, что маршала возишь?» Я отвечаю: «От всех в секрете держу. Но одной рассказал…» Потрепал по плечу, улыбнулся: «Откровенность многое извиняет».

Н.X. Ко всем в команде сопровождавших его людей Георгий Константинович относился одинаково ровно. Но одного из наших — Михаила Егоровича Громова — отличал, называя иногда «Мишей». Это был почти ровесник Жукова и исключительной доброты человек. Я рекомендовал его Жукову как умелого парикмахера. Но Михаил Егорович в любой обстановке и быстро обед умел приготовить, вычистить и выгладить мундир, приготовить ночлег.

В Берлин после победы понаехали скульпторы, художники, композиторы. Всем, конечно, хотелось встретиться с Жуковым. Портрет маршала взялся писать Павел Корин. Дело требовало времени, а у Жукова его не было. Когда лицо для портрета было написано, Георгий Константинович позвал Громова: «Миша, надень мундир и посиди за меня…»

Миша надел мундир и сидел перед Кориным при всех маршальских регалиях.

– И фотографии… Несколько лет назад я просмотрел весь архив в доме Жукова. Бросилось в глаза почти полное отсутствие снимков начала войны…

Н.X. Это понятно. В те тяжкие месяцы было не до фотографий. Жуков фотокорреспондентов и близко не подпускал. Снимал я один и то украдкой… Но летом в 43-м году, уже после сражений на Курской дуге, Жуков стал обращать внимание на мое появление с фотокамерой. Однажды спросил, что у меня получается. Посмотрев мою камеру, дал свою «лейку»: «Снимай, эта штука надежней».

– Какой из множества снимков считаете вы удачным? Где характер Жукова виден особо отчетливо?

Н.X. Вот посмотрите. Это снято 17 апреля 1945 года. Наступление на Берлин. У Зееловских высот вышла тогда заминка. Немцы отчаянно сопротивлялись. Оборона их была очень крепкая. Именно тут, на самом трудном участке, наступали войска под командованием Жукова. Вопреки ожиданиям наступление затормозилось. Мало кому известно, что пережил в эти часы Георгий Константинович. Чувства были у него на лице. И я их видел. Ни в какой день войны Жуков не испытывал большего волнения. Снимок сделан, когда он вышел из блиндажа. Посмотрите, одна ладонь сжата в кулак, другая напряженно раскрыта. И лицо… Кажется, в эту минуту он готов был ринуться в бой вместе с солдатами…

– Говорил ли Жуков когда-нибудь о противнике?

Н.X. С нами разговоров об этом было немного. Но мы знали, что Жуков держался правила не считать противника глупым. Я много раз присутствовал на допросе Жуковым пленных. Его многое интересовало…

Интересовали его и высшие немецкие военачальники. При мне он давал поручения разведке добыть ему сведения о личных качествах Гудериана, Клюге, Манштейна.

Личность Жукова, надо думать, тоже занимала немецкое командование. Константин Симонов пишет, что в момент подписания капитуляции Кейтель буквально пожирал глазами маршала Жукова. Я был в том же зале и могу подтвердить это верное наблюдение. Для Кейтеля Жуков был талантливый, победивший его противник. Но не только. В лице этого человека Кейтель, наверное, видел народ, на судьбу которого покусился фашизм, но который судьбу свою отстоял.

Выходец из самой гущи народной, Георгий Константинович Жуков был действительно ярким, талантливым представителем народа. Для нас, близко знавших Жукова, годы, проведенные с ним, — главная, самая существенная часть жизни. И мы судьбе благодарны за это.

1985 г.

Кружочек Ельни вы найдете на карте юго-восточней Смоленска. Обратите внимание: Ельня — перекресток дорог и место, откуда берут начало многие реки. Синие хвостики убегают от Ельни на карте в разные стороны. Десна и Остер текут на юг, Хмара — на запад, Угра — на восток. Ельня стоит в центре возвышенности. Верховые болота соседствуют тут с холмами. Густая зелень низин оттеняется желтизною ржаных и овсяных полей. Лесов, вопреки ожиданию (Ельня!), немного. Леса кудрявые, невысокие — ольха, береза, осина. Но Ельня не зря имела на гербе три ели. Город родился в гуще еловых боров. Главным богатством края были «леса и глины». На шумные ярмарки в Ельню съезжались колесники, бондари, гончары, лыкодеры. Ель затрещала под топором, как только легла через Ельню рельсовая дорога. Старожилы еще помнят лесопромышленников Левыко и Сухино, «ставивших бочки вина мужикам» и гнавших здешнюю ель в степные районы, на Орел и Козлов.

Леса валили и после войны. Маленький город война спалила, сровняла с землей. Лес рубили на местные нужды и для лежавшего в пепле Смоленска. Так постепенно лесная Ельня стала городом полевым.

Городок этот древний (упомянут впервые в 1150 году), но искать старины тут не следует. Война поглотила и камень, и дерево. От Ельни осталось лишь место, где заново («начинали с землянок») был выстроен городок. Роль архитектора в этой застройке — «не до жиру, быть бы живу» — была очень скромной. «Мы вторые за Ленинградом: посмотрите, улицы все — по линейке», — улыбнулся мой провожатый.

И все-таки есть в городе милая прелесть небогатого, глуховатого, однако прочно обжитого и щедро озелененного места. Единственный пятиэтажный дом выглядит тут небоскребом. Все остальные постройки укутаны липами, тополями, кленами и березами. Вдоль улиц посажен шиповник. За заборами во дворе желтеют подсолнухи, синеют капуста, головки мака, пахнет укропом, помидорной ботвой, смолою от накаленных солнцем колотых дров. С забора тебя провожает глазами ленивый, не понимающий, что живет не в деревне, а в городе, кот.

По части «окружающей среды» все тут пока что благополучно. Ельня варит сыры, шьет из хлопковой ткани рубашонки и «ползунки» для детишек, снабжает поредевшее гужевое хозяйство России телегами и санями. Все, вместе взятое, производство не отравляет воздух, не загрязняет текущую через город Десну, не создает шума, однако ничего почти не дает в коммунальный кошель городка. И местные власти находятся на распутье: заманчиво залучить, посадить в городке какое-нибудь предприятие — будут места для работы, будут городские удобства. Но, наезжая в соседние городки, власти не могут не видеть: за удобства в домах заплатить придется «средою». И пока что обозный завод (200 рабочих, в год — 8500 телег) — основное предприятие Ельни, которого местный музей почему-то стыдится: на стендах представлена вся городская продукция, исключая телегу. А между тем заводик из семнадцати ему подобных на самом хорошем счету в государстве — «низкая себестоимость изделий, сносное качество, умение сделать телегу по любому заказу». Директор завода назвал мне больше десятка фильмов, в которых снимались повозки прежних времен, либо целый обоз из телег, специально сработанных в Ельне…

Среди знаменитых людей, либо живших в этом краю, либо посетивших Ельню в исторически важное время, вам назовут фельдмаршала Кутузова, маршала Жукова, композитора Глинку, поэтов Исаковского и Твардовского… Исаковский в здешнем уезде родился, два года редактировал ельнинскую газету и до смерти сохранил нежность к этой земле — «Край мой смоленский, край мой родимый! Здесь моя юность когда-то бродила». Твардовский рожден и крещен был в здешнем краю, учился тут грамоте, написал первые стихи и уже знаменитым много раз приезжал в Ельню. «Страну Муравию» впервые прочитал здесь. Писал позже о том, что Никиту Моргунка встретил на шумной ельнинской ярмарке. И родиной главного героя Василия Теркина он тоже считал окрестности Ельни. Вспомним поэму (Теркин с боями идет по родной стороне: «Здравствуй, пестрая осинка, ранней осени краса, здравствуй, Ельня, здравствуй, Глинка, здравствуй, речка Лучеса…»).