«Сундук», – прошептал Льюс Тэрин. – «Нужно было умереть, пока нас держали в сундуке. Тогда… все было бы кончено».

Кадсуане снова отпила вино. Ранд к своему даже не притронулся, так как уже знал, что оно приправлено настолько, что пить было просто невозможно. Но лучше так, чем без этого.

– Ты требуешь результатов, мальчик. – Сказала Кадсуане. – И отказываешь нам в инструментах, необходимых для их получения. Можешь звать это пыткой, допросом или игрой в куличики, я называю это глупостью. Если б нам было позволено…

– Нет! – Прорычал Ранд, махнув на нее рукой… культей… – Ты не станешь ей угрожать или вредить!

Он провел много времени в темном, неудобном сундуке, периодически выволакиваемый на свет и избиваемый. Он не позволит подвергнуться подобному ни одной женщине, находящейся в его власти. Даже Отрекшейся.

– Можешь спрашивать ее как угодно, но некоторых вещей я не допущу.

Найнив фыркнула.

– Ранд! Она же – Отрекшаяся, она опаснее любого другого на свете!

– Я в курсе, что она опасна. – Сухо ответил Ранд, сжав обрубок левой руки. Изображение дракона в свете лампы блеснуло металлом. Голову дракона поглотил огнь, который едва не убил его самого.

Найнив сделала глубокий вдох.

– Что ж, тогда ты должен понимать, что обычные правила к ней не применимы!

– Я сказал, нет! – Ответил Ранд. – Вы будете ее допрашивать, но и пальцем ее не тронете!

«Больше ни одной женщины. Я сохраню в себе эту крупицу света. Я и так причинил страдания и повинен в смерти слишком многих женщин».

– Как хочешь, мальчик, так и поступим. – Сухо произнесла Кадсуане. – Только потом не жалуйся, что мы не смогли из нее вытащить, что она вчера ела на завтрак, не говоря уже о том, где скрываются остальные Отрекшиеся. И так уже удивительно, с какой стати ты настаиваешь на продолжении этого фарса. Может, просто сдать ее Белой Башне, и делу конец?

Ранд отвернулся. Солдаты снаружи закончили проверять лошадей. Коновязи были в порядке, ровные и прямые, у каждой лошади места ровно столько, сколько нужно.

Сдать ее Белой Башне? Этого никогда не случится. Кадсуане не позволит Семираг выскользнуть из ее цепкой хватки, пока не получит все нужные ответы. Снаружи все еще было ветрено, и его знамя развевалось прямо у него перед глазами.

– Говоришь, отдать ее Белой Башне? – Переспросил он, оглядываясь на присутствующих в комнате. – А которой из Башен? Доверишь ее Элайде? Или ты имела в виду других? Сомневаюсь, что Эгвейн обрадуется, если я подсуну ей Отрекшуюся. Скорее, она отпустит Семираг и схватит вместо нее меня самого, чтобы заставить меня преклониться перед правосудием Белой Башни и потом укротить, для ровного счета.

Найнив нахмурилась.

– Ранд! Эгвейн никогда бы не стала…

– Она – Амерлин. – Ответил он, осушив кубок залпом. Вино было таким же мерзким, как он запомнил. – Она Айз Седай до мозга костей. Я для нее всего лишь пешка.

«Да», – Согласился Льюс Тэрин. – «Нам нужно держаться от них подальше. Ты знаешь, что они отказались нам помочь. Отказались! Сказали, что мой план безрассуден. Они бросили меня, оставив с сотней добровольцев, и ни одной женщины, чтобы сформировать круг. Предательницы! Это целиком их вина. Но… но именно я убил Илиену. Почему?»

Найнив что-то говорила, но Ранд ее не слушал.

«Льюс Тэрин?» – Обратился он к голосу. – «Что именно ты сделал? Женщины отказались помочь? Почему?»

Но Льюс Тэрин снова разразился рыданиями, и звук его голоса смолк вдали.

– Скажи мне! – Вскричал Ранд, бросив кубок на пол. – Чтоб ты сгорел, Убийца Родичей! Ответь мне!

В комнате повисла тишина.

Ранд заморгал. Никогда еще он… не пытался заговаривать с Льюсом Тэрином вслух при посторонних. Теперь они знали. Семираг рассказала про голоса, что он слышал, выставив Ранда обыкновенным безумцем.

Ранд поднес руку к голове, запуская ладонь в волосы. Вернее, попытался… так как он воспользовался культей, и все закончилось ничем.

«Свет!» – пронеслось у него в голове. – «Я теряю над собой контроль. В половине случаев я даже не знаю, чей голос я слышу – свой или его. Все должно было исправиться после очистки саидин. Я полагал, что буду в безопасности…»

«Никакой безопасности», – ответил Льюс Тэрин. – «Мы уже сошли с ума. Ничего не исправить». – Он начал хохотать, но вскоре смех превратился в рыдания.

Ранд обвел взглядом комнату. В темных глазах Мин было столько тревоги, что ему пришлось отвернуться. Аливия, наблюдавшая за разговором о Семираг с присущей ей проницательностью, казалась слишком понимающей. Найнив все-таки сдалась и что было сил дернула себя за косу. Кадсуане, на сей раз, ничего не сказала в ответ на его внезапный срыв. Вместо этого она допила вино. Как только она может пить эту дрянь?

Мысль была глупой и нелепой. Ему захотелось рассмеяться, вот только он не мог издать ни звука. Он вообще не был способен ничего придумать, даже самой глупой шутки.

«Свет! Я так больше не могу. Я словно в тумане, у меня сожжено полруки, а старые раны в боку открываются при любом неосторожном движении. Я иссяк, словно вычерпанный колодец. Нужно заканчивать дела и отправляться в Шайол Гул. Иначе к моменту битвы с Темным от меня не останется ничего, что он мог бы убить».

Подобной мыслью никого не рассмешишь. Скорее, можно вызвать уныние. Но Ранд не зарыдал, ведь сталь не плачет.

Пока что слез Льюса Тэрина достаточно на двоих.

Эгвейн выпрямилась, ощущая пылающими ягодицами уже ставшую привычной боль от крепкой порки, заданной Наставницей Послушниц. Она чувствовала себя хорошенько выколоченным половиком, но, несмотря на это, спокойно разгладила свою белую юбку, затем повернулась к зеркалу и хладнокровно смахнула слезинки из уголков глаз. На этот раз – ровно по одной слезинке в каждом глазу. Она улыбнулась отражению, и они удовлетворенно кивнули друг другу.

На серебристой поверхности зеркала отражалась находившаяся за ее спиной маленькая с темной отделкой комнатка. Она выглядела очень строго. В углу стоял прочный стул с потемневшей и отполированной до блеска за долгие годы использования спинкой. Рядом находилась массивная конторка с лежавшей сверху пухлой книгой Послушниц. Хотя узкий стол, находившийся прямо за спиной Эгвейн, и был украшен кое-какой резьбой, его обивка из кожи была намного примечательней. На этом столике перебывало множество Послушниц и немало Принятых, отбывая наказание за свои провинности. В своем воображении Эгвейн представляла, что стол мог потемнеть от бесконечных потоков их слез. Она тоже приняла в этом участие, но только не сегодня. Всего две слезинки, и ни одна из них не упала со щек.