– Вам лучше немедленно просветить меня, что вы делаете на моем корабле, в то время как я строго приказал вам оставаться на берегу. Как вы посмели ослушаться? – жестко произнес он. – Я требую объяснений.

Каким-то чудом ей удалось саркастически улыбнуться.

– Если бы вы знали меня лучше, то понимали бы, что приказывать мне бесполезно. Вот вам и объяснение. Вы знаете, почему я здесь, поэтому уходите и оставьте меня одну.

Тобиас почувствовал, что его сердце странно дрогнуло, и неожиданно смягчился. Его глаза потеплели. В тусклом свете лампы он стал разглядывать ее лицо. Черты были, несомненно, Ровены. Она осунулась, а под глазами проступили темные круги, но что, черт возьми, она сделала со своими волосами? Неужели она так твердо вознамерилась пробраться на «Цимбелин», что без колебаний решилась расстаться с одним из своих главных украшений?

– Ваши волосы! – в ужасе вскрикнул он. – Проклятье, Ровена, кто остриг вам волосы?

– Я сама, – выдохнула она. – И в этом нет ничего страшного. Наверное, я скоро умру.

– Вы поправитесь. Хотя я и предупреждал вас, что вы не созданы для морских путешествий. Вы не первая, кого свалила морская болезнь. Скоро все пройдет, как и не бывало. – Тобиас старался говорить тихо и мягко, надеясь ее приободрить.

Ровена снова приоткрыла глаза. Особенно отвратительным ей показалось, что Тобиас Сирл, проведя большую часть жизни в море, как и другие члены команды, мог легко выдержать любую погоду.

– Нет, не пройдет. Видимо, теперь, узнав меня, вы собираетесь ругаться последними словами? Как будто мне мало мучений. О-о-о!

Начинался новый приступ тошноты. Тобиас пододвинул к койке таз и придержал голову Ровены, пока ее выворачивало наизнанку. Затем, полностью лишенная сил, она рухнула на койку. Ее сильно трясло, и она часто дышала.

Ее рубашка промокла насквозь. Заметив это, Тобиас вытащил рубашку из штанов и задрал вверх. Ровена в ужасе закрыла лицо руками.

– Не дотрагивайтесь до меня!

– Вы больны и не в состоянии ухаживать за собой сами, – не терпящим возражений тоном произнес он. – И поскольку на борту нет других женщин, а есть лишь я, вам придется удовольствоваться и этим.

Расстегивая ее рубашку, он вдруг остановился. Ровена сдула волосы с глаз, чтобы посмотреть, в чем дело. Как завороженный, Тобиас уставился на повязку, которой она туго стянула грудь, чтобы та не выступала из-под одежды.

– Это тоже часть вашего маскарадного костюма, Ровена? Спрятать грудь, чтобы скрыть, что вы женщина?

Она покраснела и отвернулась к стене. Ей было очень стыдно и неловко.

– Знаете ли, подобная маскировка не улучшит вашего состояния. Вам станет гораздо легче без этих тряпок.

Его голос, словно эхо, отразился в ее сердце. Пальцы Тобиаса принялись осторожно разматывать повязку. Ровена попыталась оттолкнуть его руки, но сил у нее было не больше, чем у котенка. Он тихо засмеялся, от чего ей сделалось еще хуже.

– Вы не в том положении, чтобы драться со мной. Лежите спокойно.

Тобиас отбросил повязку в сторону, стянул с Ровены рубашку, выпрямился и тут же сильно ударился головой о низкую балку потолка. Он в первый раз внимательно оглядел каюту и увидел, что размером она едва ли превосходит буфет. Недолго думая он подхватил больную на руки, перенес в свое, куда более просторное жилище и уложил на кровать. Ровена жалобно застонала, и ее снова вырвало в таз, предусмотрительно подставленный Тобиасом прямо ей под подбородок.

Тобиас обтер ее лицо прохладной влажной тканью так нежно, как только мог. Проклиная собственную беспомощность и болезнь, которая вынудила ее полностью положиться на Тобиаса, Ровена провалилась в темное болото, засасывавшее ее все глубже и глубже. Слабая и несчастная, она могла только смириться и отдать себя в его руки.

Всю ночь Тобиас просидел на стуле возле кровати, наблюдая за Ровеной. Он ухаживал за ней, как за ребенком – подносил таз, когда ее рвало, промокал лицо тканью и делал все, что могло хоть как-то облегчить ее состояние, – к огромному удивлению Марка Декстера. Когда капитан сказал, что всегда догадывался, что мистер Сирл обладает многими способностями, но, однако, не подозревал в нем таланта сиделки, Тобиасу стало досадно.

– Вы знаете, кто она, – огрызнулся он. – Как, по-вашему, я должен, черт возьми, с ней поступить? Передать ее кому-нибудь из команды, чтобы он присмотрел за ней? Господи боже, Марк, да они набросятся на нее как ястребы, как только увидят. – Тобиас прищурился. – Ну разумеется, есть еще вы, Марк. Мне известно, что вы можете очаровать кого угодно, если захотите, и что вы мастер обращаться с нежным полом.

Марк добродушно засмеялся, поднял руки вверх и сделал шаг назад.

– О нет. Это ваша докука, Тобиас. Можете заботиться о своем личном юнге, а я позабочусь о вашем корабле. Хотя кое-кто из матросов может удивиться, узнав, что вы оставили корабль на меня, чтобы самому ухаживать за своим юнгой. Когда мы покидали Фалмут, я предупреждал вас, что вы рискуете, отправляясь в плавание без врача.

– С голоду вы не умрете, об этом я позабочусь. Попрошу мальчишку с камбуза носить вам сюда еду.

И Тобиас продолжил выхаживать Ровену. От жалости к ней у него сжималось сердце. Но Тобиас не беспокоился – он много раз видел людей, сраженных морской болезнью, и знал, что самое худшее у Ровены уже позади. Когда она проснется, то почувствует себя здоровой.

Когда Ровена открыла глаза, в окно светило яркое солнце. Первое, что она осознала, – корабль больше не кидает то вверх, то вниз. И она не удивилась, увидев на стуле рядом с кроватью спящего Тобиаса. Кажется, он находился подле нее все время, пока ей было плохо. Иногда, когда она и сама не знала, на каком свете находится, Ровена слышала его голос – низкий и уверенный, он очень ее успокаивал. У нее не укладывалось в голове, что Тобиас Сирл, которого она знала, способен на столь удивительные вещи. Это был как будто бы совсем другой человек.

Было очень тихо. Только, как всегда, поскрипывал корпус и волны мягко плескали в борт. В приятном полусне Ровена любовалась мужчиной, который отдал ей столько сил и времени, а теперь заснул в ужасно неудобной позе. Было нечто очаровательно-детское в том, как его обычно строгое волевое лицо расслабилось во сне, а ресницы темными острыми стрелами легли на щеки. Подбородок успел покрыться щетиной. Но больше ничего мальчишеского в нем не было, и это и восхищало Ровену и одновременно заставляло чувствовать некоторую неловкость. Темные брови и во сне были сведены в суровую линию, как правило не предвещавшую тому, кто это лицезрел, ничего хорошего.

Белая рубашка из тонкого льна свободно облегала его широкие плечи; ее рукава были закатаны до локтей и обнажали загорелые мощные руки. Панталоны цвета буйволовой кожи облегали сильные бедра. Довершали наряд белые шелковые чулки и черные туфли с пряжками. Ровена вернулась взглядом к его лицу, точеному подбородку, выдававшему упрямство и нежелание идти на уступки… и… как же он прекрасен, подумала она.