Это, во-первых, сама Екатерина II. Во-вторых, княгиня Екатерина Дашкова, филолог и писательница, директор Петербургской академии наук и президент основанной при ее прямом участии Российской академии (занимавшейся разработкой русского языка и литературы). И, в-третьих, Андрей Болотов – офицер, потом ученый и писатель, один из основоположников русской агрономической науки, автор классического труда «О разделении полей» и многотомных воспоминаний. Авторитет их в свое время был слишком велик. Настолько, что совершенно забытыми оказались другие мнения: мало кто помнит, что весьма положительную оценку Петру в бытность его и наследником, и императором дали столь видные деятели русской культуры, как В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, Я. Я. Штелин. Гаврила Державин назвал ликвидацию Петром жуткой Тайной канцелярии «монументом милосердия». Карамзин в 1797 г. решительно заявлял: «Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников…»

Побудительные мотивы тройки критиков предельно ясны. Екатерина, свергнувшая супруга, захватившая трон, на который не имела никаких прав, молчаливо одобрившая убийство Петра кучкой гвардейской сволочи, более всех остальных нуждалась в том, чтобы создать образ полного кретина и предателя русских национальных интересов, от коего она просто-таки была обязана спасти страну. Дашкова – ее сподвижница по перевороту. Болотов… с ним непросто. Далее убедимся.

Шитые белыми нитками места их творений видны невооруженным глазом. Типичнейший пример: до своего вступления на престол Екатерина выражалась о муже следующим образом: «Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса». Много лет спустя, уже давно будучи императрицей российской, она кое-что добавляет: «Тут я услыхала, как собравшиеся родственники толковали между собою, что молодой герцог наклонен к пьянству». С великолепным пренебрежением к логике Екатерина в одном месте обвиняет Петра в «неспособности исполнять супружеский долг», а в другом – в связи с Елизаветой Воронцовой, на которой Петр, вот наглость, возмечтал жениться. Учитывая, что Екатерина к тому времени меняла любовников, как перчатки, стремление Петра развестись и вступить в новый брак не выглядит ни странным, ни глупым. Между прочим, такие намерения были еще и возвратом к старым русским обычаям, когда цари брали в жены не иностранных принцесс, а соотечественниц-дворянок.

Дашкова, поддерживая всемерно легенду о глупости Петра, сама же приводит опровергающее это высказывание, с которым к ней однажды обратился Петр: «Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон».

Впоследствии именно так и случилось: использовав Дашкову, ее родственные связи со старой русской знатью и светские знакомства, Екатерина отбросила «наперсницу» как выжатый лимон.

Болотов, собравший немало анекдотов о «ничтожном монархе» и до конца дней своих отстаивавший версию о «всенародном возмущении императором», однажды допускает серьезнейший прокол: «Как вдруг получаем мы то важное и всех нас до крайности поразившее известие, что произошла у нас в Петербурге известная революция… Не могу и поныне забыть того, как много удивлялись все тогда такой великой и неожиданной перемене, как и была она всем поразительна…»

Прямо скажем, странные строки для человека, утверждавшего, что Петр «возбудил в народе ропот и неудовольствие», «сие народное неудовольствие было велико…» Но таких проколов у Болотова немало…

Ну что же, начнем по порядку, подробно рассмотрим главные обвинения против Петра – они же мифы.

Миф 1. «Петр: будучи наследником престола, не заботился о России, о государственных делах. Вместо этого он, будучи сущим младенцем по уму, пьянствовал со своими голштинцами, играл в солдатики и вешал крыс…»

В общем-то, тут есть своя сермяжная правда. Наследник и в самом деле, будучи вполне взрослым, играл в солдатики, однажды повесил крысу на игрушечной виселице, он, точно, пьянствовал с голштинскими офицерами (хотя, замечу в скобках, этим пирушкам было далеко до пиров Елизаветы и уж тем более – до непревзойденных никем по размаху и цинизму пьяных игрищ Петра Великого…)

Однако некоторая толика еврейской крови, текущая в жилах автора этих строк, побуждает по старой еврейской привычке ответить критиканам вопросом на вопрос:

– А чем еще было заниматься наследнику?

В самом деле, чем? Совершеннолетнего наследника престола Елизавета откровенно отстранила от каких бы то ни было государственных дел. Тут внесли свою лепту и сановники. Канцлер Бестужев, с самого начала ориентировавшийся не на Петра, а на Екатерину, как вспоминают современники, немало потрудился, внушая Елизавете мысль, что Петр, чего доброго, может, набравшись опыта, и захватить престол…

В этой связи возникает гипотеза: а не было ли «дело Батурина» опять-таки бестужевской провокацией?

И посему Бестужев «много способствовал его отстранению от участия в русских государственных делах и ограничил его деятельность управлением одной Голштинией».

Как видим, Петр бездельничал не по лености характера, а оттого, что его попросту отстранили от любых дел! А поскольку со скукой нужно как-то бороться, нет ничего удивительного и в пирушках с офицерами, и в игре в солдатики, и даже в казни крысы. Все это – от скуки… (Помнится, двадцать с лишним лет назад, когда наша геологическая партия оказалась на неделю без работы в отдаленной крохотной деревушке, и даже водку пить было скучно, ради развлечения несколько взрослых, психически здоровых мужиков хоронили старый ботинок – с траурным шествием, долгими речами над могилой, воздвижением монумента…)

Вот, кстати, о птичках – то есть о крысах. Историк Ключевский писал о Дашковой следующее: «Когда она разошлась с Екатериной и удалилась в частную жизнь, то стала нелюдимой и, поселившись в Москве, редко с кем виделась, еще реже с кем разговаривала и ничем не интересовалась. Чтобы заполнить свой досуг, она, президент Академии наук, приучила к себе несколько домашних крыс, которые составляли ее общество. Смерть детей ее трогала мало, но судьба крыс делала ее тревожной на целый день».

Но вернемся к Петру. В тех случаях, когда он все же пытался что-то делать, отношение к его попыткам было самое отрицательное. Историк Мыльников, автор объективной книги о Петре, приводит воспоминания тогдашнего генерал-прокурора Сената Шаховского, с явным осуждением вспоминавшего, как наследник отвлекал его от дел разными пустяками. Какими же? Оказывается, Петр посылал ему ходатайства «в пользу фабрикантам, откупщикам и по другим по большей части таким делам!» Другими словами – серьезно пытался заниматься экономикой, что встречало, увы, не поддержку, а отторжение…

А в единственном случае, когда Петру все же удалось заняться чем-то серьезным, он проявил себя вовсе не дурачком!

Весной 1756 г. Шуваловы, чтобы отвлечь на всякий случай наследника от военных забав с голштинским отрядом, пробили у Елизаветы его назначение на пост главнокомандующего Сухопутным шляхетским кадетским корпусом. Тем самым, что основал Миних. На этом посту Петр как раз был толковым руководителем, относившимся к своим обязанностям всерьез. Сохранилась масса бумаг: Петр «выбивает» финансирование, налаживает работу корпусной типографии, заботится о расширении общежития-казармы (в старой очень уж тесно), закупке амуниции, боеприпасов, оружия, мундирного сукна, лошадей, озабочен нормальным питанием кадетов, направляет в сенат требование создать своего рода «географическо-этнографическое описание России», «дабы воспитываемые в оном корпусе молодые люди не токмо иностранных земель географию, которой их действительно обучают, основательно знали, но и о состоянии отечества своего ясное имели понимание».