и кормы, тащили и толкали его. Суматохи и тесноты было много, а толку мало: руки срывались со скользких бортов, и корабельщики шлепались в воду. Особенно путались под ногами рабы со своими длинными, мешавшими всем цепями. В недобрый для Гурма час ему пришла мысль ускорить дело, и он распорядился, чтобы рабы влезли на судно. Стоя возле мачты, купец приказал:

— Гребцы, влезьте на палубу и упирайтесь вёслами в дно, а вы, стражи, подталкивайте судно сзади.

При таком порядке корабль пошёл гораздо быстрее, а сердце Фаттара заколотилось так, что, казалось, пробьёт грудную клетку. Выгоду своего положения сразу поняли и Круммок, и Ковин, и остальные крумины. Они так усердно налегали на вёсла, что тон-кролы едва поспевали за кораблем. Некоторые из них отрывались от судна и с хохотом падали в воду.

— Вы, там, на корабле, — весело кричали стражи, — не очень старайтесь, работнички!

— Ничего, ничего, — отзывался хозяин, — быстрее перейдём эту проклятую отмель.

Отмель кончилась внезапно, и судно сразу оказалось на глубине. Несколько тон-кролов исчезли под водой, выплыли и, гогоча, начали с помощью товарищей выбираться на отмель.

— Подойдите обратно, — сурово приказал Гурм, которому не понравился возбуждённый вид рабов.

— Сейчас, хозяин! — со странной улыбкой ответил Фаттар. — Вот только вложим в уключины вёсла, а то, видишь, они не достают дна.

Гребцы начали быстро вставлять вёсла в гнёзда, и тут Гурм вдруг ясно представил себе всю глубину опасности. Его с Кнотом окружало восемь сильных рабов. Не пускаясь больше в разговоры, он размахнулся боевым топором, но могучая рука Фаттара вырвала топор из его руки. Гурм был схвачен поперёк туловища и полетел в море вниз головой. Двое задних гребцов обезоружили и сбросили с кормы Кнота.

Ещё не осознав всего происшедшего, Гурм поплыл к отмели, поддерживая ушибленного при падении Кнота. Навстречу им спешили Лорг и Фран.

— Туда, туда! — хрипло закричал Гурм, пропуская мимо себя Франа и Лорга и показывая им на корабль.

Лорг и Фран, голые, безоружные, безрассудно устремились к противнику. На палубе корабля раздался презрительный смех, и несколько стрел засвистели в воздухе. Одна из них вонзилась в плечо Франу, другая оцарапала щеку Гурма.

С беспощадной ясностью Гурм понял, что все выгоды положения на стороне восставших невольников и им, тон-кролам, грозит смерть.

— Назад, назад! — отчаянно закричал он Лоргу и Франу.

Те повернули. У Франа еле хватило силы доплыть до отмели, и тут его подхватили товарищи. Стрелы продолжали лететь. И, хотя мятежные гребцы оказались не очень искусными стрелками, тон-кролы в страхе побежали. Скользя, спотыкаясь и падая, они прыгали по илистому дну, стремясь уйти подальше от корабля, который вдруг стал для них смертоносным. Вслед беглецам неслись насмешливые крики освободившихся рабов.

Когда тон-кролы оказались в безопасности от стрел, они остановились. Гурм угрюмо слушал громкий и ясный звон, доносившийся с корабля: бывшие невольники разрубали свои цепи.

Один из круминов, стройный, золотоволосый Ковин, широко размахнувшись, хотел зашвырнуть в море ненавистную цепь, но Фаттар успел схватить его за руку.

— Глупец! — с укором воскликнул он. — Бронза нам пригодится, ведь она так дорого стоит.

— Ты прав, мудрый Фаттар! — молодой Ковин низко склонился перед вождём.

Фаттар стал за руль, и три пары гребцов дружно ударили вёслами.

Лагерь среди холмов

Кнот долго махал кулаком вслед уходившему кораблю и изрыгал бессильные проклятия. Наконец Гурм остановил его.

— Довольно, — мрачно сказал он. — Боги в этот несчастный день отвернулись от нас. Хотя правильнее винить не богов, а мою собственную глупость… Остаться на судне одному с рабами!.. Я заслужил свою беду, и хватит об этом. Подумаем о том, как вернуться на родину…

Гурм был человек с несгибаемой волей и железным упорством. Он не хотел тратить время на бесполезные жалобы и сетования.

Чтобы добраться до берега, предстояло пройти около трёх тысяч шагов по неровному морскому дну, где илистые и песчаные отмели перемежались с глубокими ямами. Стрелу из плеча Франа выдернули и рану кое-как перевязали обрывком материи, но юноша потерял много крови и лишился сознания. Его приходилось нести на руках.

Уныло брели тон-кролы по воде; Франа несли двое, часто сменяя друг друга. Ушибленного Кнота поддерживал Гурм. Ямы старались обходить. Если это не удавалось, один из лучших пловцов брал раненого на спину, а другой поддерживал голову Франа над водой. Лишь к вечеру измученные, мокрые тон-кролы выбрались наконец на берег.

Здесь они могли отдохнуть и не спеша обсудить своё положение.

На одиннадцать человек осталось девять трёхгранных кинжалов. Фран и Лорг спустились с корабля разведывать отмель без всякого оружия, а у Гурма и Кнота восставшие отняли топоры, но забыли отобрать кинжалы, скрытые под одеждой. Но у тон-кролов не было ни одного лука, и, значит, они не могли охотиться. Лорг, впрочем, сказал, что лук и стрелы он сделает сам.

Нужно было ещё как-то одеть дрожавших от холода Франа и Лорга, и остальные поделились с ними одеждой.

К счастью потерпевших крушение (а их вполне можно так назвать, хотя корабль и не погиб), у Кнота на поясе оказался непромокаемый мешочек с кремнями и трутом. Удалось развести большой костер, и тон-кролы высушили одежды. Но дичь добывать было уже поздно, голод с грехом пополам утолили собранными у берега ракушками и крабами. Ночью караульные посменно поддерживали огонь и присматривали за раненым. Рана юноши воспалилась, Фран метался в жару, бредил, просил пить.

Настало утро, а Фран по-прежнему был в бреду. Суровый Гурм без всякой жалости оставил бы раненого родственника на произвол судьбы, лишь бы побыстрее совершить обратный путь. Но он понимал, что, поступив так с Франом, пролившим за него кровь, он оттолкнёт от себя и стражей и Лорга, и ему придётся скитаться в чужих краях одному. И Гурм решил остаться на берегу до выздоровления Франа.

Лорг, услышав об этом, запрыгал от радости, а простодушные тон-кролы начали превозносить доброту Гурма.

Старший из стражей, бывалый Ирт, нашёл для лагеря хорошее место.

В долине, меж невысоких холмов, протекала речка. Берега её окаймлялись широкими полосами разноцветной гальки, перемешанной с песком. Там, где полоса галечника расплеснулась во всю ширь, Ирт и выбрал место для стоянки — посредине между ручьем и лугом.

— Комар держится в траве. Здесь не так будет надоедать, — коротко объяснил охотник.

За галькой начинался благоуханный луг, густую высокую траву которого никогда не топтала нога человека. Из травы поднимались головки тысяч и тысяч разнообразных цветов. Прежде