На противоположном берегу две женщины полоскали белье, спорили, можно ли есть собранные возле проволоки грибы. «Жри на здоровье, — раздраженно сказала одна, выхватывая из воды длинные черные штаны, — если жить надоело». — «Послушай, Лючия, — возразила вторая, сражающаяся с серой простыней, — моя мать всю жизнь брала здесь грибы. И ничего, дотянула до пятидесяти, в прошлом году похоронила. Кто не брал — раньше померли. Ела, ем и буду есть грибы!»

Разговор не понравился Антону. Но еще больше ему не понравился другой разговор. Вечером в лесу собирающий грибы Антон увидел за красной проволокой двоих. Едва успел влепиться в шершавый, сочащийся смолой ствол. Они были далеко, но двигались в его сторону. Оба в черных кожаных куртках, при оружии, с висящими на поясах арканами.

По всей стране бандиты одевались одинаково: черная кожа, сапоги, залитые свинцом перчатки, уснащенные наждачной полосой или острыми зубьями.

Банды кружили вокруг городов, контролировали дороги, не брезговали собирать дань и с нищих селян. Они постоянно воевали с армией и друг с другом.

Иногда штурмовали небольшие, не сильно охраняемые города. Антон пережил несколько штурмов. В первый штурм бандитам удалось захватить окраинный квартал. Однако, разграбив все, что можно, они не ушли — взялись расстреливать прохожих, врываться в квартиры, насиловать женщин, калечить детей. Это была их ошибка. Они обманули народ. Бандиты забыли, что в каждом доме имелось оружие. Народ привык сам под шумок грабить и убивать. Народу не понравилось, что бандиты стали грабить и убивать народ.

Расправа над бандой была столь страшной и изуверской, что даже прибывший в город вместе с войсками военный прокурор был вынужден приговорить к нескольким месяцам тюрьмы кое-кого из горожан.

Бандиты изменили тактику. Во время второго штурма они не тронули нищие окраинные кварталы, сразу обложили центр, где находились административные здания, особняки представителей власти и торгово-промышленной элиты. Центр по периметру охранялся армией. Каждый особняк являлся неприступной крепостью. Богатым людям, равно как и государственным чиновникам, в сущности, некуда было вкладывать средства, кроме как в охрану собственной жизни и недвижимости. У бандитов не было никаких шансов. Они пустили по волнующимся улицам агитаторов. Те кричали, что единственная цель бандитов — они, впрочем, уже назывались «армией справедливости» — заставить богатых поделиться богатством с народом. К ним примкнули многие из тех, кто в прошлый штурм казнил бандитов лютыми, превосходящими воображение казнями, охотился на них, как на зверей. Половина школьников перебежала к бандитам.

Вне всяких сомнений, центр был бы взят, если б не десантное армейское соединение, срочно высаженное с вертолетов в тылу атакующих. Все, застигнутые с оружием в руках, расстреливались на месте. Погибло едва ли не больше мирных обывателей, чем в первый раз. Бандиты подвели народ под ножи власти, но, странным образом, народ после этого не возненавидел бандитов.

Последний раз на памяти Антона банда просочилась в город, когда уничтожали медицинские учреждения. Бандиты делали то же самое, что все остальные, поэтому массовый их визит, можно сказать, остался незамеченным. Бандиты более не противопоставляли себя народу, а потому как бы сделались всего лишь его боевой, активной частицей.

…Тем временем двое в коже приблизились. Антон хорошо рассмотрел их. Один был огромен, бородат, звероват. Другой — с сумкой через плечо — тонок в талии, гибок, но широк в бедрах. Первый шагал крупно, тяжело, ломая сучья, второй — покачивая бедрами, вкрадчиво и бесшумно. Он стащил шапочку, тряхнул головой, на плечи пролились золотистые волосы. Они встретились с просунувшимся сквозь ветви закатным лучом. Антону показалось, что из головы второго, как из волшебной — с атавистическим лозунгом «СЛАВА КПСС!» — зажигалки Елены, выскочило пламя. Второй был девицей.

«Они остановились за красной проволокой в нескольких метрах от Антона. От огромного пахло потом, спиртом и табаком. Девица поставила сумку на усыпанную опавшими листьями землю. Огромный вдруг притиснул девицу к себе, стал стягивать с нее волосатыми ручищами куртку. — Спятил, Омар, сколько можно! — злобно прошипела девица.

Здоровый ловко расстегнул на ней кожаные штаны, рванул вниз. Девица едва успела выдернуть ногу из штанины, суетливо переступить, иначе бы упала. Ручища в перстнях перекрутила в самом узком месте — на бедре — трусы с явным намерением порвать их, как, скажем, веревку на коробке с тортом, когда не терпится сожрать этот самый торт.

— Да подожди ты, сволочь! — ударила по руке девица. — Что я, без трусов пойду? — Сняла сама, бережно повесила на сучок.

Приспустивший штаны волосатый соображал слабо. Толкнул девицу — она едва успела упереться руками в дерево. Он застонал, зарычал сзади. Раскаленная щека Антона приварилась к истекающему прозрачной смолой стволу. Лицо девицы было прямо перед ним. Сначала оно не выражало ничего, кроме досады и брезгливости. Однако по мере усердия здорового оно разгладилось, странно одухотворилось, досада и брезгливость ушли с лица. Девица прикрыла глаза, закусила губу. Всхрапнув, волосатый отвалился, как подрубленное дерево. У девицы тоже подкосились ноги, она упала лицом в мох. Здоровый подтянул штаны, застегнулся, а она все лежала, запустив пальцы в мох, как в одеяло. Наконец поднялась, сняла с сучка трусы. Из сумки девица извлекла нормальную — не бандитскую — одежду: платье, кофту, босоножки. Кожаную вместе с арканом и пистолетом спрятала в сумку.

Под деревом обнаружился притонувший во мху валун. Здоровый играючи сдвинул его. Из открывшейся дыры было извлечено побитое ведро. В него и положили сумку, после чего снова опустили в дыру, прикрыли валуном.

— Зола, ты уверена, что капиташка не обманет? — встревоженно спросил Омар.

— Капитан Ланкастер — сволочь, — убежденно произнесла Зола, — но какой резон ему обманывать? Я отдала ему часть старинных драгоценностей. Первое условие он выполнил — отодвинул от города войска. За второе я обещала ему еще две части. Вонючий город большего не стоит!

— Он знает, что мы взяли административное хранилище, — задумчиво посмотрел на Золу Омар. — Если он нас сдаст, ему по закону полагается треть. Это больше или меньше, чем ты ему предложила?

— Меньше, значительно меньше, — быстро ответила Зола. — Он взял. Ему теперь некуда деваться.

— Он должен поставить технику на регламентный ремонт! — крикнул Омар. — Чтобы ни один вертолет не мог взлететь, ни один танк поехать! Почему он отказался?

— Я же тебе объясняла, — поморщилась Зола. — Он сказал, что должен провести осенью учения. Сказал, чтобы мы не беспокоились, «учения для ограниченного десантного контингента», так он выразился. Один вертолет, один танк. Он скоро точно назовет число.

— Да какие такие… твою мать… учения? — заорал Омар. — Один вертолет, один танк? Ланкастер — падла! Сядет, сволочь, у нас в тылу, пожжет огнеметами. Пусть назовет день и час своих сраных учений! Мы проследим, чтобы он назавтра после них снял с техники аккумуляторы, и только тогда…