Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доча, почему ты гостя в прихожей маринуешь?
– Ну же! – Рома поднял руки в молитвенном жесте.
– Заходи, – разжалобилась Саша. И метнулась в спальню. Она надевала джинсы и поправляла прическу, а за стеной гость мило болтал с мамой.
– Чай, кофе, варенья?
– Я позавтракал, спасибо.
– Вы, значит, с Сашкой учиться будете вместе?
– Рядом.
– Присмотришь за ней, если что.
– В обиду не дам!
– Твой дедушка в первой квартире живет?
– Ма! – раздраженно воскликнула Саша. – Что за допрос!
– Нельзя и с молодым человеком побеседовать!
Из кухни косолапо выбежал котенок, потерся о напольный карниз.
– Ой, какая прелесть! А ты говорила, у вас домашних животных нет.
– Вчера появились.
– Это не факт, что он останется, – заметила мама.
– Как зовут?
– Рабочее название: Сверчок.
– Ему подходит!
Рома гладил вертлявого котенка, тот норовил спрыгнуть с рук.
– Покажешь муху?
Саша вспомнила, с каким удовольствием она залепила рисунок, фасеточные глаза, и тоненькие прожилки крыльев, и начерченную крестным какашку.
– Нет ее уже, заклеили.
– Эх, жаль.
Рома отпустил Сверчка, тот посеменил в ванную.
– А вы классно поработали. Гостиную не узнать.
– Ты что, бывал тут?
– Пару раз. Тетя Галя, Галина Дмитриевна, просила ей телевизор настроить.
– Это, наверное, старушка, что жила в квартире до нас? – услышала мама обрывок разговора.
– Да, бывшая учительница. Славная женщина, они с дедушкой дружили. Теперь ему совсем скучно.
– А что с ней случилось?
– Умерла. Сердце.
– Давно?
– В ноябре, по-моему.
– Умерла в квартире? – Сашу интересовало, выносили ли Галину Дмитриевну угрюмые санитары, замотав в простыни, как ветошь, как желтые осенние листья.
– В больнице.
– И что, у нее наследников не было?
– Без понятия. Кстати. – Рома вынул из заднего кармана сложенную пополам газету. – На третьей странице дедушкина статья про ваш дом, тебе будет любопытно.
Саша вскинула брови:
– Газета «Вестник старины»?
Рома засмеялся:
– Такое себе названьице, да?
– В детстве я считала, что фраза «тряхнуть стариной» обозначает что-то неприличное.
– А разве нет?
Саша положила газету на тумбочку и спросила:
– Ты не шутишь? Будешь нам помогать?
– Какие шутки? Взамен на пляж.
– Я подумаю.
Рома снял рубашку, остался в майке с британским флагом. У него были жилистые руки, мышцы играли под коричневатой кожей, когда он выносил в коридор холодильник и стол.
«Ничего так», – сказала Шура.
«Приятный юноша», – вторила ей Александра Вадимовна.
Рома сразу нашел общий язык с Сашиной мамой. Посыпались расспросы: кто твои родители, почему именно история, сложно ли учиться.
«Какой хороший мальчик», – взглядом сигналила мама.
«Кто бы сомневался».
За три дня они сделали столько, сколько не надеялись сделать за пять. Кухонные стены были вымыты и отшлифованы. Потолок побелен. В период увлечения Японией Саша читала, что мадаке, сорт бамбука, вырастает за сутки на сто двадцать сантиметров. К пяти их кухня превратилась в бамбуковую рощу. Не заколосился злак лишь на торцовой стене, между полками и шкафами. Плитка неплохо сохранилась. Плывущие по кафелю лодочки и зеленая рябь волн отлично гармонировали с бамбуковыми обоями.
Поменять смеситель, подлатать подоконник, и можно фотографировать кухню для журналов. Рубрика «Уютная жизнь в степи».
– Что мы тебе должны? – спросила мама.
Рома прожевал пряник:
– Отпустить со мной дочь на речку.
– Не вопрос!
– Я вам что, разменная монета?
Сверчок спал на ее коленях, впившись коготками в джинсы. Шевелилась занавеска, и сетка вентиляционного отверстия похлопывала, как раненый голубь крылом. В окна проникал сладкий запах полевых цветов с примесью тины.
– Завтра в десять, – не терпящим возражения тоном сказал Рома. Он встал со стула, шагнул в коридор. И полетел головой вперед. Что-то хрустнуло, взвизгнула испуганно мама. Всполошившийся котенок соскочил с рук.
– Ром? – Саша бросилась к поверженному парню.
Он лежал на полу и хихикал.
– Пороги! Как я про них забыл, у дедушки такие же были, мы их выбили.
– Ты не ушибся?
– Не, норм. – Он помассировал локоть.
– Дай гляну! – суетилась мама. – Я медработник.
– Нормально все! Синяк в худшем случае.
– Надо лед приложить. Вдруг скол или ушиб.
– Мама, отстань от мужика.
Рома отряхнулся, смущенно улыбаясь.
– Блин.
Порог – полая деревяшка – валялся у чулана. Ощетинился по-щучьи рыжими гвоздиками. Паркет на стыке между коридором и кухней усеяло что-то белое. Светлела линия на том месте, где был порог, как полоса от купальника на загорелой спине.
– Я назад прибью.
– Упаси господь, – сказала мама. – Я сама из-за него чуть шею не свернула.
Саша поддела пальцем белые крупицы на паркете. Поднесла к лицу щепотку.
– Кокаин? – спросил Рома.
Саша лизнула палец, и мама ойкнула:
– Ты что, а если это крысиный яд?
– Это соль. – Саша сплюнула. – Кто-то засыпал соль в порог.
– Ну, – сказал Рома, – старики вечно запасаются продуктами на черный день.
«Здесь хоронят мух и прячут соль в подполе», – промелькнуло в голове Саши.
– Бери завтра велик. Прокатимся.
– Спасибо, Ром.
– Какие проблемы?
Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Щека покрылась румянцем. Рома, блаженно улыбаясь, попятился в подъезд. И чуть не врезался в идущую по тамбуру женщину.
– Драсте, теть Света.
– Привет, Роман.
Они разминулись, Рома ушел, насвистывая, а женщина приблизилась к Саше. Ей было около пятидесяти, худощавая, элегантная. В руках она держала поднос с выпечкой.
– Не помешаю?