Мы все еще не можем обнаружить Лондон. Нам известно, что этой ночью нал городом будут сразу несколько бомбардировочных эскадр. По интенсивности зенитного огня и числу прожекторов на позициях вокруг Лондона мы понимаем, что там внизу высшая степень воздушной тревоги».

Вскоре немецкие летчики увидели Темзу и крупные очаги пожаров на ее берегу. Ориентируясь по ним, «Юнкерсы» вышли к цели, и вскоре мощные 1800-килограммовые бомбы с жутким воем устремились вниз. Облегченно вздохнув, Баумбах повернул свой самолет назад. Однако вскоре зенитный снаряд поразил правый двигатель Ju-88. Баумбах рассказывал: «Я останавливаю двигатель. Мы находимся прямо над центром Лондона, но, к счастью, на довольно большой высоте. Планируя, я поворачиваю на восток. Я надеюсь дотянуть до побережья. Через несколько минут мы погружаемся в облака. Мы летим на одном двигателе и не знаем, когда выйдем из облаков. Медленно теряем высоту. Если нам повезет, мы сможем дотянуть. На высоте не более ста метров мы, наконец, выходим из облаков и видим голландское побережье».

Баумбах, один из самых талантливых пилотов бомбардировщиков, сумел посадить свой «Юнкере» на ровную площадку, однако, проехав несколько сотен метров, тот врезался в заросли деревьев. В результате все члены экипажа получили различные травмы и отправились в госпитали[59].

15 октября последовал новый массированный налет на Лондон. 480 германских самолетов сбросили 386 т фугасных бомб, в том числе много большой мощности, а также 70 тысяч зажигалок разных конструкций. Также было применено большое количество мин ВМ-1000. Эти цилиндрические предметы, медленно опускавшиеся на парашютах, вызывали наиболее мощные взрывы, от которых даже Черчилль пришел в ужас. «Противник начал сбрасывать на парашютах морские мины такого веса и такой взрывной силы, каких никогда еще не сбрасывали с самолетов. Произошло много сильных взрывов. Против них не было никакой защиты…» — писал потом премьер-министр. Некоторыми минами были разрушены целые кварталы города, а одним из взрывов знаменитый лондонский двухэтажный автобус был отброшен с места стоянки на 100 м!

Взрывы «Моник» оказывали особенно устрашающее воздействие. Дело в том, что обычная фугасная бомба, даже большого калибра, была в первую очередь рассчитана на разрушение железобетонных и кирпичных сооружений: мостов, бункеров, дотов и дзотов, промышленных объектов. При падении на улицу она сначала врывалась в землю, а уже потом происходил взрыв с большим выбросом грунта. Мина же, сброшенная на парашюте, плавно опускалась на поверхность и детонировала над ней. Вся взрывная волна, образованная почти 700 кг тротила, при этом шла горизонтально. Иногда подобные взрывы приводили к уничтожению целых кварталов.

Несколько ВМ-1000 не взорвались и попали в руки англичан. О них вскоре стало известно и самому Уинстону Черчиллю. Последний посчитал использование морских мин «наивысшим варварством» со стороны немцев, которые тем самым якобы «перешли все границы».

Уинстон Черчилль в своей книге «Вторая мировая война» писал: «Андерсеновские убежища были широко распространены в рабочих районах, застроенных двухэтажными домами, и принимались все меры к тому, чтобы они были пригодны для жилья и не пропускали влаги в сырую погоду. Позже было создано моррисоновское убежище, которое представляло собой не что иное, как тяжелый кухонный стол, сделанный из стали, со стенками из прочной проволоки, способный выдержать развалины небольшого дома и тем самым создававший какую-то степень безопасности. Многие были обязаны жизнью этим убежищам. А во всем остальном «Лондон мог выдержать». Он выдержал все, что на него обрушилось, и мог выдержать еще больше. В самом деле, в то время мы не видели другого конца, кроме разрушения всей столицы. И все же, как я указывал тогда членам палаты общин, в отношении разрушения больших городов действует закон уменьшающегося ущерба.

Скоро многие бомбы стали падать только на уже разрушенные дома и лишь подбрасывали на воздух старые развалины. На обширных пространствах уже нечего было жечь и разрушать, и все же люди устраивали себе там жилища и продолжали работать с необыкновенной изобретательностью и упорством. В это время любой человек был бы горд носить имя лондонца. Вся страна восхищалась Лондоном, и все другие большие города готовились встретить свою судьбу, если им придется это сделать, и не ударить лицом в грязь. И в самом деле, многие как будто завидовали лондонцам и приезжали в город, чтобы провести там одну или две ночи, разделить бремя, своими глазами посмотреть на все это»[60].

Октябрь стал самым тяжелым месяцем для Лондона. В городе 333 раза объявлялась воздушная тревога, на него было сброшено 7160 т фугасных и 4735 т зажигательных бомб. Потери среди гражданского населения составили 15 тысяч убитыми и 21 тысячу ранеными.

В результате моральный дух населения начал колебаться. Казалось, что налетам и жертвам не будет конца, а британская ПВО бессильна. Тот же Черчилль признавал, что «к началу октября непрекращающиеся налеты на крупнейший город мира стали настолько жестокими», что создавали много проблем социального и политического характера среди широких масс «измученного населения».

В политических кругах Англии все чаще высказывалась мысль о необходимости подписания перемирия с Германией. Даже члены кабинета министров предлагали Черчиллю сдаться и даже обвиняли его в том, что жертвы от массированных налетов лежат на его совести. Таким образом, Гитлер был, как никогда, близок к своей цели – заставить Британию капитулировать одними воздушными бомбардировками.

Постоянные сигналы тревоги приводили к срыву работы предприятий, так как сотни тысяч лондонцев, заслышав вой сирены, тотчас бросали все и бежали в укрытия. Чтобы хоть как-то устранить возникший хаос, министерство внутренних дел по инициативе Черчилля издало приказ «Предупреждения о воздушных налетах и меры предосторожности». В нем, в частности, говорилось: «1. Нынешняя система предупреждений о воздушных налетах была разработана на случай крупных массовых налетов на определенные цели, а не в расчете на следующие один за другим по нескольку раз в день налеты, тем более не в расчете на налеты блуждающих по ночам отдельных бомбардировщиков. Мы не можем позволить крупным районам страны оставаться в состоянии неработоспособности в течение многих часов каждый день и в состоянии паники каждую ночь. Мы не должны позволять противнику мешать нашим военным усилиям путем остановок работы на заводах, которые он не смог уничтожить.

2. Поэтому следует ввести новую систему оповещения:

– «внимание»,

– «тревога»,

– «отбой».

Сигнал «внимание» не должен нарушать нормальную жизнь данного района. Люди, не занятые на государственной работе, могут, если пожелают, направляться в убежище или отправлять своих детей в безопасное место. Но вообще же они должны приучить себя, и они действительно приучаются, к опасностям и прибегать только к такого рода предосторожностям, которые сообразуются с их долгом и темпераментом…