Конечно, из истории нам известно, что далеко не каждая революционная ситуация перерастала в революцию. Например, за сто лет до Хрущёва свои реформы проводил еще один либеральный деятель – Александр II. На рубеже 50—60-х годов XIX века он также сумел довести Россию до возникновения в ней революционной ситуации. Но тогда революции так и не произошло. Почему? Потому, что для революции недостаточно только объективных факторов, необходимы еще и субъективные, а именно наличие значимой политической силы, способной аккумулировать недовольство низов и повести за собой большинство общества. В XIX веке таковой не нашлось. А в XX веке? В аналитических сводках КГБ засвидетельствовано, что в стране то тут, то там возникали локальные политические группы. Объединение подобных «тайных обществ» во всесоюзном масштабе было лишь делом времени, особенно если учесть «доброжелательное» внимание к нашим внутренним проблемам со стороны наших «друзей» – прежде всего американцев.

Многие в высшем партийном руководстве не только чувствовали, что страна все ближе приближается к пропасти, но и отдавали себе отчет в том, что главная причина происходящего – Хрущёв, полностью потерявший способность адекватно воспринимать критику. Члены его ближайшего окружения, боявшиеся, что субъективизм и метания реформатора подорвут основы советской системы, вынуждены были согласиться принести Хрущёва в жертву ради сохранения стабильности. Перед ними стоял выбор: либо революция снизу, либо революция сверху. В партийном руководстве шла кристаллизация ядра антихрущевской оппозиции, своеобразной «партии революционеров» в «партии чиновников». И не столь важно, что входившие в нее люди сами являлись сановниками самого высокого ранга, а их целью была революция, которая на языке современной геополитики называется консервативной революцией. Главное, что в тот момент в КПСС еще нашлись силы, способные самостоятельно, без указаний начальства, противостоять крушению базовых принципов советского проекта.

Выбор, который предстояло совершить каждому, кто пополнял ряды оппозиции, требовал немалого мужества, поскольку Хрущёв был скор на расправу, мстителен и злопамятен. В тридцатые годы одним росчерком пера он отправлял на эшафот десятки тысяч часто ни в чем не повинных людей, устроил кровавую резню обвиненных по «ленинградскому делу». Оказавшись у кормила власти, он цинично издевался над своими поверженными противниками. Берия был бессудно расстрелян. Молотова – политика, которого знали и ценили во всем мире, сослали послом в Монголию, которая в те годы, по сути, являлась чем-то вроде еще одной республики в составе Союза ССР. Булганина удалили в Ставрополь руководить местным совнархозом. Кагановича сделали управляющим трестом «Союзасбест» на Урале. Особенно по-иезуитски Хрущёв обошелся с главным своим соперником Маленковым, которого низвели до должности директора рядовой электростанции за тысячу верст от Москвы.

Кроме того, многих сдерживали от вступления в антихру-щевскую оппозицию соображения морального плана – ведь для большинства «мятежников» Хрущёв являлся тем человеком, благодаря которому они получили, что называется, «путевку в жизнь», выбились на самые высокие должности в партийном и государственном аппарате… Но интересы страны наконец перевесили страх, нерешительность и нравственные колебания.

Кто же стал инициатором отстранения «кукурузного диктатора» от власти и возглавил революционную партию принципиально «нового типа»? Некоторые историки приписывают лидерство в этой группе главному советскому идеологу тех лет М.А. Суслову.

Суслов и в самом деле был сильным политиком, особенно в интригах. Ему поручались самые щепетильные поручения – именно он произносил на пленумах ЦК обличительные речи против очередных «антипартийных групп». Он всегда оказывался на стороне победителей и генеральной лини партии. Но в силу этих своих качеств Суслов вряд ли мог решиться на самостоятельные действия, связанные с риском падения с самой вершины власти.

Имеются и другие точки зрения на этот счет. Одна из них принадлежит А.Н. Шелепину. Свою карьеру Шелепин начинал в комсомоле, затем перескочил в кресло председателя КГБ, а вскоре возглавил Комитет партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета Министров СССР, что фактически превращало его во второго человека в государстве. К мнению Шелепина присоединяется его соратник по комсомолу, впоследствии сменивший его на посту председателя КГБ Семичастный. Оба они принимали непосредственное участие в политической борьбе того времени. С одной стороны, это придает их словам, как словам очевидцев, больший вес. Но с другой стороны, как лица заинтересованные, они могли сознательно пойти на фальсификацию событий, с тем чтобы обелить себя. Поскольку и Семичастный, и Шелепин делились своими воспоминаниями уже в период крушения советской системы, им могло показаться более выгодным оградить себя от обвинений в консерватизме, недемократизме, сталинизме и прочих, с точки зрения перестроечных и ельцинских времен, «преступлений». В частности, Шелепин даже пытался заверить, что искренне сожалеет о случившемся (хотя, если он в действительности о чем-то и сожалел, то вовсе не о том, как поступили с Хрущёвым, а о том, что на освободившееся место усадили не его, а Брежнева, но об этом – позже).

Что же по интересующему нас вопросу пишут бывшие комсомольцы? Они, с той или иной степенью убежденности, утверждают, будто бы главную роль в проведении акции по «зачистке» Хрущёва сыграл Л.И. Брежнев, а также Н.В. Подгорный, оба – креатуры Хрущёва еще со времени его работы на Украине. Эту версию некритически поддержали некоторые историки, в частности Аксютин. По его мнению, подготовка изменений кремлевского политического ландшафта началась вскоре после пленума ЦК КПСС 18–21 июня 1963 года, когда Хрущёв освободил от обязанностей второго секретаря – слегшего по его вине с инсультом Ф.Р. Козлова, а исполнение его обязанностей поручил Брежневу (с переходом на работу в секретариат вскоре потерявшего пост председателя Президиума Верховного Совета СССР) и бывшему лидеру украинских коммунистов Подгорному. По замыслу Хрущёва, оба его ставленника должны были соперничать и фискалить друг за другом. Тем самым он рассчитывал предотвратить появление у себя за спиной сильного, самостоятельного политика.

Но судьба распорядилась иначе. Брежнев был обескуражен потерей своей прежней синекуры. Пост председателя Президиума ВС СССР формально делал его главой Советского государства, этаким красным президентом, который, правда, по аналогии с английским королем, царствует, но не правит, но зато и ни за что не отвечает. Возмутился своим переводом в Москву и Подгорный – если прежде он представлял собой полновластного хозяйчика второй по мощи советской республики, то теперь на Старой площади он был низведен Хрущёвым до статуса помощника, слуги, причем даже эти «обязанности» ему пришлось делить с другим. Двое «обиженных» быстро нашли общий язык и начали плести интригу против своего обидчика. Они вовлекали в ряды оппозиции все более и более широкий круг лиц.

Эта, казалась бы, гладкая и вполне солидная версия, вполне удовлетворившая Аксютина, тем не менее породила серьезные сомнения у многих других историков, таких как Пихоя, Семанов, Рой Медведев. Они усмотрели в свидетельствах Шелепина и Семичастного личную заинтересованность и некоторые микроскопические (но достаточные для натренированного взгляда) противоречия, которые серьезно подрывали убедительность предложенной ими картины. Логически рассуждая, эти исследователи приходят к выводу, что инициаторами случившегося оказались как раз сами Шелепин, Семичастный и другие их единомышленники, также пришедшие в большую политику через комсомол (среди них называют П.Н. Демичева, Н.Г. Егорычева, Н.Р. Миронова и др.). Семанов величает шелепинскую группу «комсомольскими младотурками». Это было племя свежих, амбициозных функционеров, остро ощущавших потребность в позитивных переменах. Собираясь подальше от посторонних глаз то за городом, то на стадионах во время футбольных матчей, то в других подобных местах, они сообща вырабатывали стратегию политической борьбы и воссоздание мощи Советской империи (эти «молодогвардейцы» так поднаторели в проведении революций сверху, что их опыт был задействован ГКЧП в 1991 году, что, правда, с деланым негодованием пытался опровергнуть Семичастный).