нем говорят не иначе как о зрелом, сложившемся мастере, актере-творце.

Васильев поражает своим мастерством, но таково уж человеческое свойство, что мы привыкаем ко всему. И даже то, что вчера нам казалось немыслимым, сегодня принимается как должное. Так мы привыкаем и к Васильеву, к его полетному прыжку, вихреподобным вращениям, актерским перевоплощениям. А он своей следующей работой опять раздвигает горизонты представлений о возможностях танца.

Если говорить о славе, то он сполна вкусил ее плоды — ни одна из его ролей не осталась незамеченной, восторженные рецензии неизменно сопровождают его выступления в нашей стране и за рубежом, и там, где рецензентам не хватает эпитетов, их спасают многократно повторенные восклицательные знаки. У него три золотые медали международных конкурсов. Несколько лет назад в Париже он был удостоен премии имени Вацлава Нижинского. Новые работы расписаны надолго вперед — балетмейстеры привыкли видеть в нем идеального интерпретатора своих сочинений.

Казалось бы, еще одна награда, еще одно признание его заслуг не должны были произвести на артиста столь сильного впечатления, какое произвела на него весть о присуждении ему премии Ленинского комсомола за 1968 год. Он был очень обрадован, и дело не в элементе неожиданности, не в магии газетного листа, когда вдруг в числе лауреатов замечаешь свою фамилию, не в том даже, что артист балета впервые удостоен подобной премии. Владимир Васильев был отмечен наградой не только как виртуозный танцовщик, но и как художник, создавший в балетах Большого театра образ народного героя. Он был отмечен как художник собственной темы в искусстве.

Физические возможности человека не безграничны, но безграничными должны быть просторы мысли художника. Владимир Васильев думает о своем искусстве серьезно и много. Как-то я ему задал довольно прямой вопрос: предоставляет ли ему искусство балета возможность сказать все, что он думает о жизни?

— Если ты думаешь о жизни, то для того, чтобы все сказать о ней, одной жизни не хватит, — ответил он. — Но если бы я не мог в балете выразить хоть часть своих мыслей, я бы отказался от профессии артиста.

Он не откажется от этой профессии, потому что понимает, что его мысли угадывают в зрительном зале. И точка, которую я ставлю в очерке, превратится в многоточие, когда он попадет в руки читателей. Облик артиста можно поймать в развитии, но это развитие не останавливается сегодня.

Быть может, когда будут читаться эти строки, Владимир Васильев уже осуществит свою мечту о балетмейстерской работе.

Я не берусь гадать, как у него это получится. Никто не застрахован и от неуспеха. Но я знаю, что, если Васильев за что-нибудь берется, он вложит в свое дело весь жар сердца, все силы. И даже чуточку больше.

Александр Авдеенко

ЭДМОНД КЕОСАЯН

Признаться, когда мне предложили ставить «Неуловимых мстителей», у меня возникли некоторые сомнения — смогу ли выразить себя в приключенческом жанре. И взялся за фильм из принципа, у меня было огромное желание отвоевать зрителей, расколоть длинные очереди, которые выстраиваются у кинотеатров на картины типа «Великолепная семерка», «За мной, канальи!». Несправедливо длинными казались мне эти очереди. Ведь юный зритель не всегда точно понимает, что хорошо в этих фильмах и что плохо. Его подкупает жанр, дающий возможность для эмоциональных всплесков, в котором зритель просто нуждается. Он как бы проверяет, не утрачены ли в нем такие качества, как умение радоваться, переживать, плакать, смеяться…

И волнуются за Геракла… А разве в биографии моей страны мало истинных героев, достойных переживаний зрительного зала?

Эдмонд Кеосаян

ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ЧЕТВЕРКА

Вы нам только шепните —

Мы на помощь придем!

Юность. Пора безудержной мечты и бескомпромиссности суждений. Пора скептического отношения к сентенциям взрослых и преклонения перед избранным для себя героическим идеалом. Пора становления характера, самый трудный период воспитания будущего человека. Ведь именно в этом возрасте человек приобретает тот нравственный багаж, который потом сопровождает его всю жизнь.

В человеке никогда не угасает желание быть лучше, потребность «делать жизнь с кого». Она живет всегда и особенно остро проявляется в мальчишеские годы, но не исчезает и в зрелом возрасте. И в этом юношеском стремлении к совершенству огромную роль играют кино, герои экрана. Наиболее близки молодежи те из них, которые утверждают мужество, волю, благородство — романтический идеал.

В 30-х годах этот идеал воспитывался на характерах ясных и цельных — в бескомпромиссном образе Щорса, в буйной героике летящего с шашкой наголо Чапаева, в дерзкой смелости Чкалова, в несгибаемости кронштадтцев… А потом были «Подвиг разведчика» и «Смелые люди», а совсем недавно «Щит и меч», «Мертвый сезон».

Но всегда ли героический характер совпадает с нравственным идеалом?

Когда мы юны, важнейшим качеством положительного героя для нас является храбрость, отчаянная храбрость. И нужны годы зрелости, чтобы научиться определять меру нравственности поведения героя.

Несколько лет назад на тонконогих мустангах ворвалась с экрана в неокрепшие души семерка «великолепных» парней. Невозмутимые псевдогерои в элегантно-небрежных ковбойках, виртуозно владеющие оружием, взявшие на себя обязанность охранять беззащитных крестьян от бандитских нашествий. Задача вроде бы весьма благородная, с гуманным началом, но с какой жестокостью, не моргнув глазом, сеют смерть эти новые «рыцари плаща и шпаги»! Люди без сердца и нервов. Бесконечными убийствами прокладывали герои американского вестерна «Великолепная семерка» свой путь к признанию зрителей. И мальчишки в зале задыхалась от восторга: во дает!

Потом эти же мальчишки восторгались «Подвигами Геракла», сверхчеловеком в серой маске — Фантомасом, героями, романтизм которых оборачивался жестокостью, а подвиг — преступлением. Но где тот другой герой, который так же увлечет ребят, утверждая красоту нашей морали?

Несколько лет назад ЦК ВЛКСМ предложил объединению «Юность» «Мосфильма» снять картину о юных героях гражданской войны. Осуществить этот социальный заказ взялись режиссер Э. Кеосаян и сценарист С. Ермолинский.

Забегая вперед, скажем, что триумфальный успех «Неуловимых мстителей» Эдмонда Кеосаяна (он побил все рекорды посещаемости — 54 миллиона зрителей) заставил