Я тоже не собирался совершать такой самоубийственный поступок. Тринадцать агрессивных и хорошо вооруженных одержимых – давненько мне не приходилось сталкиваться со столь серьезной угрозой. Уже случалось, что при большом количестве «паствы» мои проповеди затягивались на несколько дней, а то и неделю. Иногда одержимым удавалось удрать от меня, и я пускался в погоню, бегая за ними как угорелый; иногда приходилось отступать самому, чтобы зализать раны. Но не было случая, чтобы я не доводил проповедь до конца.

Я планировал для начала отрезать Твердолобому путь к отступлению, а уже потом заняться им и его сворой. Мне действительно предстояло сыграть с Либро партию в калибрик, правда, начнется она не по правилам – со столкновения массивных фигур и при солидном перевесе одной из сторон.

Что ж, противник вывел свои фигуры на позиции, теперь подошел черед делать ответный ход...

Оставленные на катамаране пираты перезарядили мортиры и замерли возле них, прикрывая ушедших к «Гольмстоку» товарищей. Я же тем временем прокрался вдоль берега вверх по течению – туда, где заросли подступали вплотную к реке, – нырнул и поплыл под водой к пиратскому судну. Точнее, даже не поплыл, а, сберегая силы, отдался воле волн, которые никак не могли пронести меня мимо широкого катамарана.

Для пущей устойчивости «Рабиосо» – так называлось пиратское судно, – вся его артиллерия располагалась на палубе, что соединяла две ланчи в катамаран. Сами ланчи предназначались в основном для складирования награбленного товара. Поэтому шайка и пользовалась катамараном. Обычная ланча никогда не вместила бы столько добра, сколько стало доставаться Либро с приходом к нему феноменального везения.

Упершись руками в скользкие доски и нащупав выступ, за который можно было уцепиться, я осторожно высунул голову на поверхность и отдышался. Сейчас канониры не могли меня заметить – я вынырнул аккурат промеж ланч, под соединяющей их палубой. Палубные доски были подогнаны друг к другу не слишком плотно, и в щели между ними я имел возможность следить за обоими пиратами. Они продолжали находиться возле орудий и скорее всего будут торчать там до тех пор, пока Либро не подгонит сюда «Гольмсток» для перегрузки добычи. У меня еще имелось в запасе время, но медлить все равно было нельзя.

Вынырнув, я едва не стукнулся затылком о расположенный под палубой поворотный механизм мачты. Для его обслуживания в настиле был пропилен небольшой люк, которым я и воспользовался для проникновения на борт «Рабиосо». Люк размещался у подножия мачты, то есть прямо посередине палубы, а значит, мне предстояло выбирать, кем из канониров заняться в первую очередь. Использовать «Экзекутор» я не мог: во-первых, после купания требовалось несколько минут для просушки патронов, а во-вторых, было рановато привлекать внимание Твердолобого.

Я подтянулся на крепежной распорке и прильнул глазами к щели в люке, оценивая ситуацию. У канонира, который обслуживал кормовое орудие, на поясе болталась кобура с револьвером. Второй был вооружен карабином, прислоненным к борту в двух шагах от пирата. Головорез с револьвером выглядел проворнее, к тому же он стоял к люку боком, а его товарищ – спиной. Проблема выбора приоритетной атаки отпала сама собой.

Набрав в рот воды, я плюнул ею на петли люка, дабы те не скрипели, подождал несколько секунд, после чего быстро, но без стука, распахнул люк и мягко, по-кошачьи выскочил на палубу. На меня падала тень от паруса, что также способствовало маскировке. Время раздумий закончилось, теперь все решали скорость и выверенность действий...

Ощущаю себя охотящейся пантерой... Четыре шага до первого одержимого, четыре быстрых бесшумных шага... Я понемногу забираю вправо – атаковать необходимо не с бока, а со спины. «Экзекутор» оставлен мной у люка, поэтому руки совершенно свободны. План атаки определен, и даже если жертва начнет дергаться, он не изменится. А жертва непременно забеспокоится – пусть я и предельно осторожен, не заметить меня трудно. О втором одержимом я на несколько секунд забываю – если все пройдет как надо, он так и останется стоять спиной ко мне. Если нет – пока развернется на звук, пока осознает, что происходит, пока подберет карабин... В любом случае я окажусь возле него вовремя.

Канонир у кормового орудия замечает меня боковым зрением, когда я нахожусь от него в двух шагах. Рука канонира устремляется к револьверу... Проворный малый, надо отдать ему должное. Он успевает ухватиться за рукоятку, однако моя левая ладонь ложится поверх его руки и не позволяет выхватить оружие из кобуры. Правой рукой я затыкаю одержимому рот и крепко прижимаю к себе. Ухо пирата оказывается в паре сантиметров от моих губ...

– Воздаяние четыреста сорок три открыто! – произношу я быстрым шепотом. Одержимый хочет вырваться из моих объятий, но после первых же слов Откровения дыхание его перехватывает, словно он получает удар под дых. Глаза пирата едва не вылезают из орбит, а тело бьется в судорогах. Я крепче прижимаю собачку бойка его револьвера, поскольку одержимый может конвульсивно нажать на спуск.

Пока все идет как положено. Проповедь начата, и реакция «пациента» вполне нормальная. Завершить Откровение можно и позже – вмиг утративший волю одержимый будет пребывать в таком состоянии сколь угодно долго. Однако оружие у него надо от греха подальше отобрать.

Я отнимаю у пирата револьвер, а его самого роняю на палубу, пнув под сгиб колена. Этот противник мне больше не угрожает. Сейчас он балансирует между жизнью и смертью – именно так я называю состояние одержимого в момент проповеди. В какую сторону затем сместится баланс, решать опять же мне. Но чуть позже, поскольку меня уже поджидает следующий «пациент», внимание которого привлекает звук упавшего на палубу тела...

Теперь расстояние до жертвы в два раза больше – восемь шагов. Но на практике получаются все десять. Заметив, через какое плечо начинает поворачиваться на звук канонир носового орудия, я изменил вектор атаки и стал подкрадываться к жертве таким образом, чтобы все время держаться у нее за спиной. Получалась не прямая, а огибающая мачту дуга, зато тень от паруса снова пришла мне на выручку. Второй канонир вовсе не обнаружил угрозы; все, что он успел, так это окликнуть лежащего без чувств товарища. После чего поперхнулся собственным криком и забился в конвульсиях, будто я не шепнул ему на ухо слова Откровения, а ошарашил электричеством...

– Воздаяние четыреста сорок четыре открыто! Внемли Проповеднику, одержимый Величием! Ощути истинную силу Баланса! Покорись его воле и вернись в этот мир кротким и полностью прощенным! Изгони из себя мятежный дух Дисбаланса! Он толкает тебя на неверный путь, умножает скорбь и разрушает твою жизнь. Сорви пелену с глаз, ужаснись плодам своих деяний и прими Воздаяние! Баланс милостив! Он прощает тебя и дает последнюю возможность изменить свою судьбу к лучшему и вернуть уважение братьев твоих! Слова Откровения просты, но именно в простоте их несокрушимая сила! Прислушайся к ним, одержимый, ибо, не сделав этого, ты будешь отвергнут Балансом и никогда не вернешься под его покровительство...

Усмиренный во мне бунтарь Арсений Белкин всегда удивлялся, каким образом Проповеднику удается без запинки выдавать на-гора подобный бред. Слова вырывались из меня бешеной скороговоркой, я едва успевал их осмысливать. Белкину на трезвую голову такое на ум точно бы не пришло. С Откровением я буквально преображался, даже мой голос менялся до неузнаваемости, становясь холодным и отстраненным, почти механическим. В преображенном Проповеднике уже мало оставалось и от скитальца Терра Нубладо, и от прежнего человека. Если честно, я даже побаивался себя в новой ипостаси. Неконтролируемая речь – еще куда ни шло; меня беспокоило, как бы однажды она не перешла в неконтролируемые поступки.