Ходыть сон по долыне

У червоний жупаныне…[5]

Тихий мелодичный голос был как журчание воды… и раздражал Ирку ужасно! Когда в унитазе слив ломается, вода тоже всю ночь нежно журчит… ну и кому нравится под это назойливое жур-жур спать? Она глубоко вздохнула, потянулась и открыла глаза.

Она лежала на застеленной периной лавке. Цветастое одеяло укрывало ее чуть не до самых глаз – немножко колючее, слегка припахивающее шерстью и уютное, как воскресное утро, когда все уроки сделаны и никуда не надо спешить. Еще бы сюда крутую книжку, чашку чая и бабкин горячий пончик… или блинчик – и полное счастье.

Что это ее на пончики-блинчики потянуло, вроде помирала недавно самым натуральным образом? Ирка прислушалась к себе – тело откликнулось звонкой, счастливой легкостью и бурлящей силой. И впервые со дня исчезновения Айта у нее было роскошное настроение! Хотелось подпрыгнуть и кувыркнуться в воздухе, хотелось раскинуть руки и обнять весь мир!

Ни кувыркаться, ни обниматься не получалось. Руки снова были подняты над головой и обмотаны веревкой – правда, теперь под тугие витки была аккуратно подложена белая тряпица, чтоб не царапать запястья. Ирка запрокинула голову – другой конец веревки по-простецки привязали за вколоченный в бревенчатую стену толстый гвоздь. Через тот же гвоздь было перекинуто испачканное полотенце и нарезанное лентами полотно, похожее на бинты. Натягивая веревку, Ирка перевернулась на бок – чуть дальше стояла деревянная бадейка, как показалось Ирке в неверном свете свечи, полная жидкого черного асфальта. От таза знакомо и очень неприятно пахло.

– Это что, моя кровь? – сообразила Ирка, невольно пытаясь отодвинуться от вонючего таза подальше. Веревка на запястьях натянулась, и Ирка едва не сверзилась с лавки.

– Не, так не пойдет, – пробурчала она, снова запрокидывая голову. Отливающие сталью когти выскочили на кончиках пальцев. Ирка чувствовала, что с такой же легкостью могла бы перекинуться целиком – никакой слабости, никакого бессилия! Край острого когтя врезался в толстые пеньковые волокна. Ирка стряхнула с запястий перерезанную веревку и наконец села.

Комната здорово напоминала крестьянскую хату в этнографическом музее на Хортице. Даже слишком, она всегда думала, что в настоящих крестьянских хатах грязнее и пахнет хуже. Здесь, кроме воняющей бадейки в углу, пахло травами и еще чем-то вкусным, от чего у Ирки сразу заурчало в животе. На вбитой в стену скобе висели несколько пестрых платков и старинного кроя свитка[6], судя по кокетливой вышивке, женская или девичья. Полувыгоревшая свеча стояла на большом резном сундуке, рядом расположился сундук поменьше, а за ним совсем малявка – целое сундучное семейство. Огонек свечи выхватывал из полумрака большую, под потолок, печку, собственно, вся соседняя стена и была печкой, вокруг которой строилась хата. А на печке парил… дракон. Приоткрыв рот, Ирка зачарованно уставилась на покрывающие выбеленную печь яркие, немножко наивные, точно нарисованные ребенком фигурки змеев, сцепившихся в драке с еще какими-то, тоже летучими, существами с многоцветными крыльями. Оранжевыми костерками вспыхивало пламя огненных змиев и ярко-голубыми фонтанчиками плевались водяные драконы. На спинах их противников можно было разглядеть крохотных всадников, закованных в черную броню, – несмотря на простоту рисунка, от них так и веяло мрачной угрозой. Зато змеи были веселые и радостные, как игрушечные. Внизу зеленой полосой была намечена земля, сверху плыли облака и похожее на апельсин солнышко, а над схваткой, втрое больший, чем остальные драконы, широко простирал крылья и гордо вздымал увенчанную шипастым гребнем голову серебристо-стальной змей!

– Айт! – прошептала Ирка, вскакивая с лавки. Она прижалась к холодной сейчас печке всем телом. – Ты… только потерпи… Я уже скоро… я уже здесь… – Она погладила нарисованного змея кончиками пальцев. Накинутое на плечи одеяло упало на пол. Одежды на Ирке не было, если, конечно, не считать таковой полос небеленого полотна, туго стягивающих грудь, бедро и ребра. На полотне отчетливо проступали черные пятна, пахнущие омерзительно, как и кровь в бадейке. Не задумываясь, что может быть под этими бинтами, она принялась торопливо сматывать с себя полотно. Под бинтами не оказалось… ничего! Кроме ярко-розовой молодой кожи там, где были оставленные копьем безголового раны. Ирка завертелась, оглядывая себя со всех сторон и облегченно вздохнула. Что бы ей ни дала тетка Горпына, оно не просто помогло! Оно вылечило даже костяшки пальцев, еще в родном мире разбитые об ствол хортицкого дуба!

За украшенным вышитым полотенцем подслеповатым окошком стояла ночная тьма. С острова Хортица Ирка исчезла после полуночи, в свой собственный день рождения, прям как Золушка с бала. В Мертвом лесу был день, и вот снова ночь. Время в Ирии и мире людей течет по-разному, но вот как велика эта разница… В сказках рассказывали всякое: и что, пока ты в Ирии, на Земле сотни лет минуют, и совсем наоборот, часы Ирия у Ирки дома – лишь один миг. Правду знали богатыри на заставе меж мирами. Но вот они как раз и не должны были знать, что Ирка в Ирий собралась.

– В любом случае, возиться нечего, и так кучу времени потеряла!

Тряпье на полу оказалось ее одеждой: окровавленными лифчиком, трусами и изодранным в клочья свитером. Джинсы, пропитанные кровью и пылью до состояния полной задубелости, валялись на сундуке. Как-то быстро в этом мире одежда расходуется. Сумки нигде не видно. Сдерживая вспыхнувшую тревогу – она не может без этой сумки, эта сумка сейчас почти так же дорога, как ее собственная жизнь! – Ирка стянула со скобы свитку, надев ее прямо на голое тело. Свитка оказалась велика – и в груди, и в талии, и в длину. Ирка завернула рукава и, придерживая путающийся в ногах подол, тихонько отодвинула закрывающую дверной проем занавеску. Тетка Горпына ей, конечно, жизнь спасла… но это вовсе не значит, что Ирка может ей доверять. У Ирки свои цели, у здешних жителей – свои.

За порогом оказались эти… как их… сени? Ну такой вроде бы холл, только маленький, с развешанными по стенам пучками трав, сбруей для местных когтистых конеящеров и бочкой воды у входа. Рядом стояли еще два полных ведра, не иначе те самые, что притащил Лют. Стараясь не зацепиться свиткой, Ирка направилась к занавешенному шитой тканью второму проему. Во второй комнатке, на кровати с высокой горкой подушек, спала тетка Горпына, и даже тихонько похрапывала. На лавке у стены, поджав длинные ноги, дрых Панас.

– Значит, ты мне не приснился. – одними губами прошептала Ирка. Желание разбудить гада… ах, простите, уважаемые змеи, не хотела обидеть… эту подлюку пинком по ребрам, чтоб знал, каково это, стало просто нестерпимым. Половица под ногой звучно скрипнула. Ирка замерла, настороженно косясь на Горпыну. Тетка едва заметно пошевелилась…

– Батько спыть, и маты спыть… – негромко пропел журчащий голосочек.

Горпына успокоилась и снова захрапела.

Голосок шел прямо из сеней. Ирка медленно убрала ногу со скрипучей половицы. Подобрав проклятую свитку, бесшумно скользнула обратно к сеням.