— Но зрительное изображение стоит тысячи слов, не так ли?

— Не знаю, кто первый сказал эти слова, но этот человек явно был не дурак. Особенно они верны в отношении движущегося изображения.

— Я предполагал, мы это используем…

— Ваше начальство относится к этому очень сдержанно. У меня более смелый подход. Совсем несложно попросить сотрудника посольства угостить пинтой пива какого-нибудь журналиста и в разговоре как бы случайно обмолвиться кое о чем. Про журналистов можно сказать одно: если время от времени подкидывать им приличный рассказ, они ведут себя очень пристойно.

— Сэр Бейзил, в Лэнгли прессу ненавидят. Я хочу сказать, ненавидят всеми фибрами души.

— Весьма устарелый подход. Но, с другой стороны, наверное, здесь у нас в руках больше контроля над средствами массовой информации, чем у вас в Америке. И все же, перехитрить журналистов совсем нетрудно, вы не находите?

— Я сам никогда не пробовал. Адмирал Грир говорит, что беседовать с журналистом — все равно что танцевать вместе с ротвейлером. Никогда нельзя быть твердо уверенным, то ли он оближет тебе лицо, то ли вцепится клыками в горло.

— Знаете, а ротвейлеры вовсе не такие уж плохие собаки. Просто надо их хорошо дрессировать.

«Англичане и собаки, — подумал Райан. — Британцы любят домашних животных больше, чем детей.» Сам он не слишком хорошо относился к крупным породам собак. Другое дело лабрадор вроде Эрни. Лабрадоры добрые и спокойные. Салли очень скучает по собаке.

— Итак, Джек, что вы думаете по поводу Польши?

— На мой взгляд, котел будет бурлить до тех пор, пока с него не слетит крышка, после чего начнется чертовская заварушка. Поляки не слишком усердно любят коммунизм. Черт побери, у них в армии есть священники! Крестьяне объединены в добровольные кооперативы, которые торгуют на рынке овощами и ветчиной. Самая популярная телепередача в Польше — «Коджак»[18], ее показывают даже в воскресенье утром, чтобы удержать людей от посещения церкви. Это говорит о двух вещах. Во-первых, народ любит американскую культуру, а, во-вторых, правительство до сих пор боится католической церкови. Польское правительство очень шаткое, и все это прекрасно понимают. Конечно, то, что режим оставил определенные свободы, наверное, в краткосрочном отношении шаг довольно умный; однако фундаментальная проблема заключается в том, что режим является несправедливым в своей сути. А страна, в которой установлен несправедливый режим, не может быть стабильной, сэр. Какой бы сильной она ни казалась, изнутри она поражена гнилью.

Чарльстон задумчиво кивнул.

— Три дня назад в Чекерсе[19]я информировал об этом премьер-министра и сказал ей приблизительно то же самое.

Директор Службы внешней разведки помолчал, принимая решение. Затем достал из стопки бумаг на столе папку и протянул ее Райану.

Гриф на обложке гласил: «Совершенно секретно». «Итак, — подумал Джек, — вот все и началось.» У него мелькнула мысль, не научился ли сэр Бейзил плавать, прыгнув с моста в Темзу, после чего он уверовал в то, что лучшего способа учиться плавать не придумаешь.

Раскрыв папку, Райан прочитал, что эта информация поступила от агента по кличке Королек. Определенно, он был поляком, и, судя по содержанию донесения, занимал высокое положение, но то, что он сообщал…

— Проклятие, — заметил Райан. — Этому можно верить?

— Источник очень надежный, Джек. Информация имеет код пятьдесят пять.

Под этим подразумевалось, что достоверность источника оценивалась в пять баллов по пятибалльной шкале, и то же самое было верно в отношении важности информации.

— Кажется, вы католик, Джек.

На самом деле Чарльстон это знал. Просто англичане привыкли формулировать свои мысли неопределенно.

— Колледж иезуитов в Бостоне, Джорджтаун[20], а до того — монахини в пансионе Святого Матфея. Более убежденного католика трудно представить.

— Что вы думаете о новом папе римском?

— Первый не итальянец за четыре столетия, а то и больше: определенно, это что-то говорит. Услышав, что новым папой был избран поляк, я сначала решил, что это кардинал Вышинский из Варшавы — у этого человека мозг гения и хитрость лисицы. А о Войтыле я тогда даже не слышал, но из того, что я прочитал о нем с тех пор, следует, что это очень достойный гражданин. Хороший пастырь, хороший администратор, политически грамотен…

Райан умолк. Он обсуждал главу своей церкови словно обычного политического деятеля, однако его не покидало ощущение, что тут есть нечто большее. В данном случае речь шла о человеке, обладающем непоколебимой верой, которую не смогло бы расколоть или сдвинуть с места даже землетрясение. Другие такие же люди выдвинули его быть предводителем, голосом крупнейшей в мире церкови, к которой, так уж получилось, принадлежал и сам Райан. Этот человек не устрашится ничего; для него пуля наемного убийцы станет лишь ключом, отпирающим двери темницы, пропуском лично к господу богу. И этот человек чувствует руку господа во всех своих деяниях. Его нельзя запугать, заставить свернуть с пути, который он считает истинным.

— Если он действительно написал это письмо, сэр Бейзил, дело нешуточное. Когда оно было доставлено?

— Меньше четырех суток назад. Наш человек нарушил правила, переправив письмо так быстро, но его важность не вызывает никаких сомнений, вы согласны?

«Добро пожаловать в Лондон,» — подумал Райан. Он сразу же попал в воду. В огромный котел, в которых на карикатурах варят миссионеров.

— Ну хорошо, письмо было переправлено в Москву, так?

— По крайней мере, так утверждает наш человек. Итак, сэр Джон, что скажет по этому поводу русский Иван?

И этим вопросом сэр Бейзил Чарльстон разжег огонь под котлом, в который попал Джек.

— Этот вопрос имеет множество граней, — ответил Райан, как можно искуснее уклоняясь от прямого ответа.

Многого он этим не добился.

— Что-нибудь он же должен будет сказать, — заметил Чарльстон, сверля Райана своими карими глазами.

— Ну хорошо. Русским это не понравится. Они увидят в этом угрозу. Вопрос заключается в том, насколько серьезно они к ней отнесутся. Если они вообще поверят этому. Сталин, тот мог бы просто рассмеяться… а может быть, наоборот, предпринял бы какие-то решительные меры. У Сталина была обостренная форма мании преследования, не так ли? — Остановившись, Райан выглянул в окно. Не сгущаются ли на небе дождевые тучи? — Нет, определенно, Сталин как-нибудь ответил бы.