Кафе и кафешки, полупустые днем, вечером заполняются чуть ли не полностью, даже на тротуар выносятся стулья, яркий свет падает не столько от фонарей, как от празднично освещенных витрин, рекламных щитов, светящихся надписей на фронтонах и, главное, подсветки прожекторами зданий, что из светящегося солнечного дня уходят ввысь в темную непроглядную ночь.

Обизат сперва чинно шла рядом, но быстро усмотрела, как ведут себя другие девушки с парнями, начала сперва робко брать его за руку, прижиматься боком, потом вообще переплела пальчики с пальцами его руки и шла так рядом, счастливая до глубины души.

Михаил заприметил впереди киоск с мороженым, сказал Обизат:

– Подожди, захвачу для тебя лакомство!

Мороженщик бросил взгляд на Обизат и наполнил два вафельных стаканчика, Михаил сказал, понизив голос:

– Еще два.

Расплатился, мазнув пальцем по экрану смартфона, подхватил все четыре стаканчика и вернулся к Обизат.

Она обратила на него задумчивый взгляд, но лицо просияло, когда увидела мороженое в его руках.

– Ой, как я это люблю!

Он сунул ей три стаканчика, поинтересовался:

– У тебя ошарашенный вид, что-то случилось?

Она покачала головой.

– Нет. Просто один из мужчин ухватил меня вот тут сзади и сказал, что у меня классная жопа! Это хорошо?

– Жопа, – пояснил он, – это хорошо и даже прекрасно. Про жопы теперь даже сонеты сочиняют! А еще рисуют, фотографируют, во всех сетях и твиттерах одни жопы… Везде жопы, как раньше были сиськи. Но вот то, что хватают без твоего разрешения, – это харассмент.

Она в задумчивости наморщила лоб.

– Значит, надо разрешить?

– Лучше не стоит, – заверил он. – Такие ребята на хватании не остановятся. Но, если хочешь, можешь таким ломать руки. Все равно жаловаться не побегут, сами виноваты. А у тебя законная самозащита.

Ее невинное личико просияло чистым детским счастьем.

– Ой!.. Правда, можно ломать? Конечно же, это интереснее!

Все три стаканчика съела раньше, чем он отъел половинку своего, лопала со смачным и веселым хрустом, как свежие молоденькие огурчики.

Он полюбовался на ее блестящие глаза.

– Какая ты прелесть…

Она облизала пальцы, еще не понимая, что делает это настолько эротично, что на нее начали оглядываться не только мужчины, но и женщины.

– Правда?.. А как быть еще прелестее? Мой господин, я хочу тебя радовать…

Она прервала себя на полуслове, из распахнутых дверей бутика вышла яркая женщина в модной шляпке и с модной сумочкой на плече, юбочка короткая, на топике рисунок с улыбающейся лисой, запнулась на ходу, заприметив Михаила, затем пошла быстрым шагом, догоняя.

– Макрон!

Он обернулся, она бросилась ему на шею, с ходу влепила звучный поцелуй в щеку, но когда намерилась впиться в губы, Михаил придержал ее.

– Стоп-стоп, Аэлита!.. То я был последним подлецом, а сейчас вдруг такая… жаркая встреча…

Она чуть отстранилась, но, не выпуская его из рук, очаровательно заулыбалась.

– Макрон, – сказала она с укором, – ты же исчез так внезапно, потом пошли слухи, что погиб…

– Такие слухи были и раньше, – напомнил он.

– Ну да, – согласилась она, – а я всякий случай тревожилась! Ночами не спала…

– Еще бы, – ответил он. – С нашим Землепроходцем разве заснешь.

Ее глаза округлились, сама невинность, обиженно надула губки, и без того полные и сочные, как спелые черешни.

– А что мне оставалось делать? – спросила она. – Он всегда готов утешить обиженную девушку… Ты в Москву надолго?

Он указал взглядом на Обизат, та нахмурилась и молча изучала эту разноцветную, как бабочка, красотку. Ярко-зеленые глаза потемнели, словно трава, на которую пала тень грозовой тучи.

– Мы с напарницей, – ответил Михаил коротко, – в командировке. Ее зовут Обизат.

Аэлита сказала с огорчением:

– Даже дома в командировке?.. А напарница у тебя хорошенькая. Она что, тоже стреляет или… для других дел?

Обизат решила, что пора и ей ответить, произнесла холодно и с достоинством:

– Я умею делать все, что требуется от напарницы и… женщины.

Аэлита еще больше округлила глаза, а еще и рот.

– Ой… какая она у тебя… Макрон, не исчезай! Вон кафешка. Давай я угощу тебя и твою… напарницу кофием с круассанами, здесь их готовят лучше всех в Москве.

Михаил покачал головой, но Обизат сказала неожиданно:

– Что такое круассаны?.. Хочу попробовать.

Аэлита победоносно и несколько снисходительно улыбнулась.

– Макрон, нас двое, ты один. Пойдем! Не бойся, не покусаю… в этот раз.

В кафе непривычно пусто для теплого тихого вечера, из полдюжины столиков занят только один, Аэлита усадила Макрона так, чтобы он видел вход и кухню, мужчины всегда садятся так, очаровательно улыбнулась Обизат.

– Сейчас будут круассаны…

Она помахала рукой скучающей у стойки бара официантке, та вытащила из кармашка блокнотик и неспешно направилась к ним. Михаил видел, как Обизат присматривается к Аэлите, та тоже поглядывает на нее с интересом, но снисходительно, женским чутьем уловив полное превосходство.

Официантке быстро продиктовала заказ, повернулась к Обизат:

– У тебя интересное имя. Макрон отловил тебя где-то на другом конце шарика?

Обизат ответила ровно:

– Он смертельно ранил меня в пещерах подземного города… С тех пор я служу ему и хочу носить в чреве его дитя.

Аэлита в изумлении откинулась на спинку кресла, некоторое время рассматривала Обизат во все глаза.

– Какая, – произнесла она в некотором замешательстве, – откровенность…

Обизат поинтересовалась:

– А ты уже носила от него в своем чреве?

Аэлита отшатнулась.

– С чего бы?.. Я вообще не собираюсь заводить детей!.. По крайней мере, в обозримом будущем. Ни от Макрона, ни вообще… Думаю, я вообще чайлдфришница.

Макрон смолчал, упоминание о чайлдфри хоть и непонятно Обизат, но вот то, что эта яркая женщина не носила и не собирается носить под сердцем от него ребенка, заметно успокоило. Судя по ее лицу, почти расположило к Аэлите, как к увечной или совсем уж изгнанной из рядов достойных женщин.

– Сочувствую, – произнесла она ровным голосом.

Аэлита улыбнулась.

– Да-да, никто не скажет вслух, что завидует. Хотя и так понятно.

Официантка принесла три чашки двойного эспрессо, полное блюдо круассанов.