как „Замучен в тяжелой неволе“, „Варшавянка“, „Вставай, подымайся, рабочий народ“. Любил романсы и арии „Нас венчали не в церкви“, „Я вас люблю, люблю безмерно“ … Любил напевать и насвистывать»[49].

Казалось бы, что на этом и можно закончить разговор о музыкальных вкусах. Но рядом с этим мы видим и нечто третье…

Надежда Константиновна Крупская рассказывает, как, будучи в Париже в 1910 – 1912 годах, они охотно ходили в рабочие кафе или пригородные театры, где выступали революционные шансонье.

«Особенно нравился Ильичу Монтегюс, – пишет Крупская. – Сын коммунара, Монтегюс был любимец рабочих окраин. Правда, в его импровизированных песнях всегда с ярко бытовой окраской, не было определенной какой-нибудь идеологии, но было много искреннего увлечения. Ильич часто напевал его привет 17-му полку, отказавшемуся стрелять в стачечников… Однажды на русской вечеринке Ильич разговорился с Монтегюсом, и странно, эти столь разные люди… размечтались о мировой революции. Так бывает иногда встретятся в вагоне малознакомые люди и под стук колес вагона разговорятся о самом заветном, о том, чего бы не сказали никогда в другое время, потом разойдутся и никогда больше в жизни не встретятся. Так и тут было. К тому же разговор шел на французском языке, – на чужом языке мечтать вслух легче, чем на родном»[50].

Итак, мы взяли, казалось бы, совершенно третьестепенную для политического деятеля область – музыкальные вкусы. Но даже в них мы видим у Ленина отражение того, что называют диапазоном личности. И проявлялся он во всем…

«Театр очень любил, – пишет о Ленине Крупская, – всегда это производило на него сильное впечатление». Причем в театре, как и в литературе, живописи, он более всего ценил реализм, русских классиков. Особое предпочтение отдавал Московскому Художественному театру. «Превосходно играют, – писал Владимир Ильич в 1901 году, – в „Художественно-Общедоступном“ – до сих пор вспоминаю с удовольствием свое посещение в прошлом году…» [Л: 55, 204]. Спустя годы, уже после Октября, Ленин говорил:

«Если есть театр, который мы должны из прошлого во что бы то ни стало спасти и сохранить, – это, конечно, Художественный театр»[51].

Любимыми его авторами были Чехов, Толстой, Горький, Островский и др.

«У них учились, – пишет Крупская, – наши революционеры вглядываться в жизнь, в людей, в их поступки, учились замечать и ненавидеть пошлость, глупость, лицемерие, фразерство, бездушие… учились ценить в людях самых незаметных, затертых жизнью, их стремление к светлому будущему, их убежденность, талант, энергию, героизм»[52].

Но можно ли на этом закончить разговор о театральных вкусах Ленина? Конечно, нет.

Л.А. Фотиева вспоминает, как в 1905 году она пошла с Владимиром Ильичем в один из парижских театров, где

«показывали коротенькие сценки легкого жанра. Запомнилась одна: „Ноги Парижа“. Из-под опущенного до уровня колен занавеса видны были ноги проходящих по сцене людей разных профессий и общественного положения. Один за другим шли: рабочий, ламповщик, гризетка, священник, полисмен, мелкий лавочник, парижский денди и т.п. Ноги были так подчеркнуто типичны, что нельзя было не узнать, кому они принадлежали, невольно рисовался весь облик данного лица. Это получалось очень смешно. Владимир Ильич хохотал так заразительно, как только он один умел…»[53].

Горький рассказывает, как в 1907 году они пошли «небольшой компанией в „мюзик-холл“ – демократический театрик. Владимир Ильич охотно и заразительно смеялся, глядя на клоунов, эксцентриков, равнодушно смотрел на все остальное…»

Он «интересно говорил об „эксцентризме“ как особой форме театрального искусства.

– Тут есть какое-то сатирическое или скептическое отношение к общепринятому, есть стремление вывернуть его наизнанку, немножко исказить, показать алогизм обычного. Замысловато, а – интересно!»[54].

Попробуем взять характеристики, связанные с областью человеческих эмоций… Когда Крупскую спросили, какое состояние было наиболее характерным для Владимира Ильича, она ответила: «Обычное, преобладающее настроение напряженная сосредоточенность». Крупская рассказывает:

«На прогулке, бывало, идет молча, сосредоточенно. Тогда я тоже не говорю, даю ему уйти в себя… Бывали случаи, когда какая-нибудь неожиданная реплика показывала, что, гуляя, он сосредоточенно и напряженно думал, обдумывал… После споров, дискуссий, когда возвращались домой, был часто сумрачен, молчалив, расстроен… Дома постоянно ходил по комнате, быстро из угла в угол, иногда на цыпочках… Обдумывал что-нибудь. Почему на цыпочках? Думаю, что отчасти, чтобы не беспокоить, в том числе в эмиграции, когда снимали комнату, не беспокоить и хозяев квартиры. Но это только отчасти.

Кроме того, наверное, еще и потому, что такой быстрой бесшумной ходьбой на цыпочках создавалась еще большая сосредоточенность»[55].

Казалось бы, характеристика достаточно определенна. Но… не будем торопиться, потому что тут же, отметив «напряженную сосредоточенность», Крупская пишет:

«Вообще очень эмоционален. Все переживания были эмоциональны… Впечатлителен. Реагировал очень сильно… Веселый и шутливый… Улыбался очень часто. Улыбка хорошая, ехидной и „вежливой“ она не была. Ух, как умел хохотать. До слез»[56].

Николай Семашко, старый большевик, рассказывает, что, когда собирались товарищи, Владимир Ильич был центром всеобщего веселья.

«Его юмор и жизнерадостность, клокочущая энергия, пишет он, проявлялись и здесь; вокруг него стон стоит от смеха»[57].

Итак «напряженная сосредоточенность» и… «вокруг него стон стоит от смеха». Что это – о разных людях? Нет. Обе характеристики относятся к Владимиру Ильичу.

Особенно разительны эти контрасты при сопоставлении различных воспоминаний.

Весной 1904 года Ленин, живший тогда в Женеве, вместе с Надеждой Константиновной и Марией Эссен пошли на прогулку в горы. Это был период ожесточенной борьбы с меньшевиками, но, отправляясь на прогулку, все договорились о меньшевиках не говорить, чтобы «не портить пейзажа». Решили подняться на одну из снежных вершин.

«Наконец, – рассказывает Эссен, – добрались. Ландшафт беспредельный, неописуема игра красок. Перед нами, как на ладони, все пояса, все климаты. Нестерпимо ярко сияет снег; несколько ниже – растения севера, а дальше – сочные альпийские луга и буйная растительность юга. Я настраиваюсь на высокий стиль и уже готова начать декламировать Шекспира, Байрона. Смотрю на Владимира Ильича: он сидит, крепко задумавшись, и вдруг выпаливает: „А здорово гадят меньшевики!..“»[58].

Казалось бы, можно делать определенный вывод: Ленин был человеком целеустремленным, всю свою жизнь он отдал делу партии, борьбе рабочего класса и поэтому всякие обычные для смертных «эмоции» его мало волновали…

Можно найти еще факты, которые, казалось бы, подтверждают этот вывод. Последний раз Ленин был в театре 29 октября