— Я подвезу, – сыплет на рану соль уверенный голос.

Поворачиваю голову и всматриваюсь в окаменелый взгляд Жданова.

— Я тоже изменился, Мила, – опережает он мой неозвученный вопрос. – Теперь я не позволю тебе сбежать, а сразу привяжу к себе.

ЯН.

— Прости, пап. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, – говорю я, отрешённо наблюдая за мелькающим пейзажем за окном. – Перенервничал… — расстёгиваю верхние пуговицы рубашки, чтобы расслабить шею. — Поэтому и не мог заткнуться, и не давал тебе слово вставить.

— Да прекрати, – хлопает по плечу отец. – Ты сработал отлично и без моих слов. Я чуть от гордости не лопнул, а ты извиняешься.

Искренний смех родителя расслабляет, и я до минимума смягчаю свой повышенный невроз.

— Контракт у нас в кармане. Теперь можно и отдохнуть, – заключает мужчина, в предвкушении потирая руки, стоит только в наше купе зайти бортпроводнице с задержавшимся завтраком.

И я бы не отказался от тихого часа, но наш поезд скоро прибудет на станцию родного города, и мне предстоит разгрести все накопившиеся дела, чтобы потом не умереть под их завалом.

— Ты езжай сразу домой, пап, я сам с делами управлюсь, – с лёгким нажимом предлагаю я, зная, что Барсов-старший хоть и крепкий мужик, но возраст берёт своё, и здоровье уже начинает подводить.

— Да вот ещё, – возмущается Марк Миронович в своей манере, вздёргивая подбородок и напрягая шею, где надувается крупная вена. – Никакого сна, пока не буду убеждён, что эти хитрецы не наделали в контракте сносок с мелким шрифтом.

— Пап, – повторяю я.

— И не подумаю, – вторит отец.

— В кого ты такой упрямый? – набираю полную грудь воздуха, чтобы подготовиться бить тараном. — Бабушка с дедушкой были святыми людьми!

— Остроумно, Ян, – иронично хмыкает мужчина, продолжая с аппетитом поглощать пищу.

— Я сам всё проконтролирую, – заверяю я. – Не доверяешь?

Вилка с куском курицы перед ртом Барсова-старшего застывает, и он вонзается в меня сканирующим взглядом:

— К этой сделке мы готовились несколько месяцев.

— Я в курсе, – напоминаю я, пододвигая к мужчине блистер с таблетками для сердца.

Курица отправляется в рот, и отец тщательно смыкает зубы, неодобрительно поглядывая на лекарство.

Вздыхаю и начинаю молча буравить взглядом родителя, чтобы тот послушно выполнил указание врача.

— Терпеть не могу это, – ворчит он, но всё-таки делает то, что от него требуют.

В победе быстро приподнимаю уголок рта. Большее не позволено, а то вообще откажется от лечения.

Проблемы с сердцем начались у Марка Мироновича совсем недавно, когда пришлось знатно понервничать, попав в зону турбулентности и приземлившись совсем не мягко, как было обещано пилотом. Диагноз и наставления врача отец воспринял как издёвку и покинул больницу с гордым видом. Это на первый раз. А вот во второй – сам прибежал. Как миленький явился к своему старому другу-доктору, усиленно прижимая руку к груди. Правда, с условием, что об этом никто не должен знать. А я вообще случайным свидетелем оказался. Это родителю больше всего и не понравилось. Сын увидел его слабым. Всё. Это конец. Приходится теперь все свои беспокойства за близкого человека скрывать за непроницаемой маской и не дай Бог случайно показать жалость.

— Пап, слушай. Мы с тобой толком и не присели даже. Если ты так переживаешь, то я вообще не притронусь к договору. Но давай ты сейчас поедешь домой, а завтра уже приступишь к детальному разбору? – пытаюсь мирно урегулировать возникшую стычку, и мужчина заметно расслабляет плечи.

— Ладно. Так уж и быть. Ты ведь всё равно, кобень, сделаешь по-своему.

Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, и до самого конечного пункта утыкаюсь в лэптоп, чтобы почитать последние сводки новостей.

Только вся информация шла побоку. В центре мозга твёрдо обосновалась одна дерзкая особа, вспоминая о которой, меня дико клинило.

Ещё на конференции словил глюк, будто вместо помощницы нашего партнёра сидит Вольская. Аж рот открыл от удивления и внезапной ярости.

Вовремя спохватился. Получше присмотрелся и немного успокоился. Моя Мила не может играть за другую команду. Она сейчас, наверное, поджигает чулки, которые я в спешке с утра подложил ей на стол.

Чёрт! Так и вижу перед собой, как грациозно она выставляет ножку вперёд и, слегка прихватывая ноготками, ведёт маленькие пальчики вверх, надевая чулок до самого бедра.

— Кхе-кхе. Ян? – зовёт голос отца. — Палец убери с клавиши.

— А? – моргаю и фокусирую взгляд.

— Ты не слышишь, что ли? – усмехается мужчина. – У тебя уже ошибку выдаёт. Пищит на весь поезд. Проснись, парень.

— Ээм… прости. Задумался, – встряхиваю головой, избавляясь от ненужных мыслей.

— Ты последнее время вообще сам не свой… — задумчиво произносит Барсов-старший. – В облаках витаешь…

— Тебе показалось, – отнекиваюсь я.

Марк Миронович на это лишь странно улыбается, вызывая у меня вспышку раздражения.

Захлопываю ноутбук и, поудобнее уложившись, отворачиваюсь к стене.

Закрываю глаза, и снова она.

Да мать твою! Что ж это такое-то, а?

Ещё никогда ни о ком так долго не думал.

После смерти мамы и не проходящей подавленности отца зарёкся никогда не связываться с отношениями, чувствами и всей этой прочей лабудой.

Привязаться к женщине, значит, убить себя. Впустить в голову и сердце – лишить себя шанса на полноценную жизнь.

У меня чётко расставлены границы. Дальше сексуального влечения идти нельзя. Да и, признаться, раньше до границы-то не доходил. Просто было плевать. Для снятия напряжения и быстрого траха время всегда находил. Так же, как и женщин. С моей внешностью, положением в обществе и тугим кошельком они сами падают к ногам. Тут и напрягаться не нужно. Я лишь делаю выбор.

Так почему Вольская?

Что в ней особенного?

Да. Красивая наружность. Со всех сторон. С этим не поспоришь.

Что ещё?

Уверенная. Дерзкая. Умная.

Не пытается казаться лучше, чем есть. Знает себе цену.

Ещё до её устройства в «Легионе» отец мне все уши прожужжал, что Вольскую нужно с руками и ногами отрывать. Что с ней перед нами откроются новые двери, новый уровень, новые возможности.

Так и есть. Я был бы глупцом, если бы не признал, что Мила профессионал. За короткий срок умудрилась состряпать из «ничего» целое функционирующее производство. Иногда, вчитываясь в её отчёты, понимаю, что ни хрена не понимаю. А позориться перед ней ни за что себе не позволю. Поэтому киваю, дожидаюсь её ухода и достаю справочник.