Но мы были гражданами разных территорий…

— Я скучал.

— Чувствую.

Превозмогая растущее притяжение, я слегка отстранил Еву от себя. Посмотрел в глубокие, чуть раскосые глаза.

— Нужно поговорить.

— Хорошо. Только давай сядем, я устала.

Она и впрямь выглядела хуже обычного: измотанной и озабоченной. Я обратил внимание, как Ева отвела взгляд и нахмурилась. Что-то терзало ее.

Мы прошли в длинную комнату с низким потолком. На цементном полу валялось несколько противогазов с рваными шлангами — брак из разграбленных запасников. Возле стен друг на дружку были навалены скамейки и стулья. В углу возвышалась гора ветхого шмотья, годного разве что на тряпки. Рядом стоял хромой на одну ножку стол, из которого торчали пустые ящики. Над ним висел пожелтевший плакат с планом бомбоубежища.

Посреди комнаты лежал большой кусок полиэтилена, а на нем — одеяло из верблюжьей шерсти. На уголке приютилась керосинка. Мы обустроили место для встреч уже давно, и каждый раз, приходя сюда, я ожидал увидеть, что одеяло и лампа украдены. Но, видимо, скромное убежище не привлекало ни мародеров, ни мутантов, ни беглых бандитов. А может, о нем и вовсе никто не знал, кроме нас двоих. Я даже крыс здесь никогда не видел.

Ева расстегнула и бросила влажную накидку на спинку стула. Потом скинула ботинки и уселась на одеяло, сложила ноги по-турецки.

Я выключил фонарик и запалил керосинку. Пламя сначала боязливо дрогнуло, а потом охватило фитиль и радостно запрыгало в стеклянной колбе. На стенах закривлялись тени.

Когда огонек разгорелся, я отставил лампу в сторонку и опустился на одеяло напротив Евы. Сказал без лишних предисловий:

— Бугры из ЦД задумали какую-то гадость. Я почти уверен, что после открытия туннеля будет провокация по отношению к Безымянке. Вчера меня вызвали с Вокзальной, но не начальник, а Натрикс — крайне опасный тип: бункерский живодер и интриган. Он намекнул, что переговоры придется вести на Гагаринской. Ты, случайно, не знаешь, почему там, а не здесь?

Ева задумалась. Пламя высвечивало ее правый висок с тонкой синей жилкой, щеку и кончик носа. Левая половина лица утопала в тени.

— Ты не зря опасаешься, — ответила она после недолгого молчания. — Агент донес Эрипио о готовящемся вторжении, и он принял контрмеры.

— Вторжении? — Я обомлел. — Город собирается вломиться на Безымянку? Я ничего такого не слышал.

— Власти обеих сторон давно заинтересованы в расширении территории. Открытие туннеля — хороший повод устроить резню и захватить станцию-другую. С нашей стороны к Московской согнаны вооруженные отряды ополченцев.

— А у нас на путях стоит вагон с забитыми окнами. Даже не знаю, что там может быть. Вдруг его собираются использовать как бронепоезд, чтобы добраться до Гагаринской?

Я замолчал, испугавшись собственной догадки. Если все так, как говорит Ева, то через пару часов вместо торжественного мероприятия произойдет невиданная со времен Большого нашествия бойня. Пострадает куча народа, ведь на открытии соберутся сотни людей с обеих сторон.

— Безумие! — сорвалось с моих губ. — Давай уйдем, пока не случилось беды. Думаю, смогу провести тебя через таможню и станционные заставы. Подхватим Ваксу, доберемся до Вокзальной, а там…

— Нет, — перебила Ева тоном, не терпящим возражений. — Мой путь иной.

— Почему? — нахмурился я, стараясь перехватить ее сосредоточенный взгляд.

— Потому что я отвечаю не только за себя.

— Ты все время что-то не договариваешь. — Я почувствовал, что Ева готова поделиться чем-то сокровенным. И решил, что пришло время спросить прямо: — Скажи, почему ты до сих пор путаешься с этой сволочью?

— Эрипио сволочь, — не стала спорить Ева. — Но он сильный человек. И у него есть власть.

— Ты боишься его?

— Нет. Это другое…

Она вновь увела взгляд. Ну вот, опять недомолвки.

— Ты знаешь, — сменила тему Ева, — планируется церемониальный обмен между Городом и Безымянкой…

— Знаю. ЦД давно ждет от Нарополя экстрадиции тех головорезов… Плюс наши лекарства и уголь в обмен на ваши консервы и артезианскую воду.

— Это не главное, Орис.

Я удивленно поднял брови. Ева избегала смотреть мне в глаза, ее явно тревожил какой-то нюанс, которым она то ли не хотела, то ли не могла со мной поделиться.

— Расскажи, — попросил я.

— Эрипио запросил у Города архивы КГБ.

— Никогда не слышал, — покачал головой я. — Что за архивы?

— Старые. Раньше они были секретными. Их нашли в подвале одного из домов. Чудом не сгорели и не оказались под водой… Долго лежали мертвым грузом, пока сталкеры случайно на них не натолкнулись.

Я хотел спросить, откуда она знает об этом, но передумал. Все и так ясно: Ева приближена к предводителю, и он делится с ней информацией. Если отбросить чувства, нельзя не признать, что такая связь весьма полезна. Если отбросить чувства…

— Зачем ему эти архивы? — спросил я, бросив попытки поймать ее взгляд и опустив глаза. Пламя керосинки завораживающе трепетало за хрупким стеклом. — Это же мусор. Что может быть полезного в бумажках, которым почти век? Схемы подземных коммуникаций? Сомневаюсь. Даже если там и были какие-то ценные карты или чертежи, они давно разворованы.

— Я хочу попросить тебя, — тихо сказала Ева, не ответив на вопрос. — Когда ты окажешься рядом с картотекой, обрати внимание на ячейку 7 А.

— Что в ней?

— То, что нужно Эрипио. Очень ценная вещь.

— Не понимаю. С чего бы городским заправилам запросто отдавать эту вещь, если она и впрямь дорогая?

— Они не знают ни о ее истинной ценности, ни о том, как, где и для чего этой штуковиной пользоваться.

— А Эрипио, получается, знает?

— Да. Но он получил достоверную информацию всего неделю назад. Иначе его агенты уже давно выкрали бы содержимое ячейки. А тут видишь, как все удачно складывается: власти Города готовы на блюдечке поднести сокровище, сами того не ведая… — Она запнулась, сомневаясь, стоит ли продолжать. Я оторвал взгляд от пляшущего в колбе огонька и вновь уставился на нее. Ева, наконец, посмотрела прямо на меня. — Я не хочу, чтобы эта вещь попала к Эрипио.

Мне стало неуютно под ее обволакивающим, словно наркотический морок, взором.

— Но что я могу сделать?

— Забери содержимое ячейки 7А.

Ева продолжала смотреть мне в самую душу, не моргая, гипнотизируя и подчиняя. Это было совсем не похоже на нее.

— Ты меня вынуждаешь совершить преступление, которое сурово наказывается на обеих территориях. Заставляешь рисковать, даже не зная, с какой целью я подставляюсь под удар.