Несколько мгновений он молчал, потом равнодушно ответил:

— В английском языке нет для этого подходящего слова, но я бы назвал это киоджитсу — что-то вроде «неправдивой правды».

— Неправдивой правды?

Джерард сжал руку в кулак, а затем быстро разжал пальцы, словно хотел этим движением прояснить смысл своих слов.

— Обман и честность. Сильный и слабый. Плохой и хороший. Уловка — вот примерный смысл этого слова.

— Но… я не понимаю… — Леда растерянно посмотрела на него.

Джерард продолжил терпеливо объяснять, словно имел дело с неразумным ребенком:

— Вы спросили меня, почему я брал вещи с их обычных мест. На самом деле это очень просто. Я управляю компанией «Арктур», принадлежащей лорду и леди Эшленд, и занимаюсь судами, торговыми морскими перевозками. Также у меня есть собственная транспортная и кораблестроительная компания «Кайеа шипбиддинг энд транспорт». Еще я владею деревообрабатывающей фабрикой на североамериканском побережье и некоторым количеством акций на хлопковом и сахарном рынках, несколькими банками, морской страховой компанией… — Джерард улыбнулся. — Теперь вы мне верите?

— Даже не знаю, что сказать…

— Могу кое-что пояснить вам. «Кайеа» переводится с гавайского как «морской прилив». «Арктуром» назывался чайный клипер, который дядя лорда Эшленда построил в 1849 году, а лорд Эшленд переименовал в «Аркан». Впрочем, я мог бы тысячу лет отвечать на ваши вопросы, и вы так и не поняли бы, кто я на самом деле. — Джерард снова улыбнулся.

Леда вздохнула.

— Возможно, вы правы, мистер Джерард, но в одном я твердо уверена: вы самый необычный человек из всех, кого мне доводилось встречать!

Джерард молча посмотрел на нее, и в этот момент цвет глаз его напоминал цвет луны на облачном ночном небе. Потом он медленно покачал головой и проговорил, прижимая кулак к своей груди:

— Моя правда — здесь.

Гавайи, 1872 год

Доджун никогда не учил его песням и вообще не учил ничему, кроме японского языка. А еще он приказывал ему работать, бегать по различным поручениям, носить тяжелые корзины с карпами от пруда до дома соседа, который и не думал просить рыбы. Часто Доджун требовал довольно странных вещей: достать цветок с ветви дерева, до которой Сэмюел не мог дотянуться, камень с одного из самых высоких утесов Даймонд-Хэд, перо живой птицы, свившей гнездо на карнизе дома.

Впрочем, цветы и камни доставать было несложно: Сэмюел быстро научился лазить и прыгать, а по субботам он ходил с Доджуном на Даймонд-Хэд — десять миль туда и обратно, без отдыха. Свое одобрение добытыми камнями и цветами Доджун выражал лишь коротким кивком да порой опускал их в черную чашу с водой, которую ставили перед Сэмюелом за обеденным столом. После обеда Сэмюел относил чашу в свою комнату, ставил ее на пол, ложился на кровать и долго рассматривал свою добычу, недоумевая, почему Доджун велел ему принести именно эти цветы или камни.

Как-то раз в комнату к Сэмюелу пришел маленький Роберт, и они стали играть в игру «поймай на лету птицу». Даже с закрытыми глазами Сэмюел снова и снова обыгрывал мальчугана, и наконец тот заплакал.

На звук рыдания пришла леди Тесс и встала в дверях, наблюдая за происходящим. Роберт тут же подбежал к ней и зарылся лицом в ее юбки.

Сэмюел встал.

— Простите меня, — быстро проговорил он. — Я его дразнил. Я не хотел…

— Господи, до чего же вы смешные и глупые мальчишки. — Леди Тесс протянула Сэмюелу руку. — Ну-ка расскажи, что у вас тут за переполох.

При виде ее улыбки Сэмюел испытал невероятное облегчение, и когда леди Тесс ласково погладила его по голове, он крепко прижался к ней.

Взъерошив его волосы, леди Тесс взяла мальчика за плечи.

— Я люблю тебя, Сэмми, — сказала она. — Здесь, со мной, ты в безопасности.

Леди Тесс была единственной, кто мог называть его этим ненавистным ему именем; единственной, кому оно было известно. Никто — ни Доджун, ни даже лорд Грифон не понимали его так, как понимала она, и не знали, что ему довелось пережить. Она там была и все видела. И все же она говорит, что любит его; вот почему ему так хотелось, чтобы леди Тесс всегда находилась рядом с ним.

Когда он поднял голову, она проводила по глазам рукой.

— Ну ладно. — Леди Тесс улыбнулась. — Я не хочу думать, что тебе нравится дразнить Роберта.

— Нет, мадам.

— Тогда улыбнись мне, Сэмюел.

— Да, мэм, — прошептал Сэмюел, стараясь растянуть губы в улыбке.

Леди Тесс покачала головой.

— Ну вот и отлично, — весело проговорила она.

Оторвавшись от нее, Сэмюел направился к ореховому комоду и, пошарив под стопкой чистых рубашек, нащупал острый, в щербинках, камень со сверкающими зелеными вкраплениями, который нашел на одном из утесов Даймонд-Хэд.

— Это вам. — Он протянул камень леди Тесс.

— Спасибо тебе. — Она внимательно осмотрела камень со всех сторон. — Он очень красивый.

Несколько мгновений леди Тесс стояла неподвижно, потом он услышал ее тихий вздох, и она ушла, шелестя юбками.

В тот день Сэмюел попробовал поймать птицу, но, не удержавшись, упал вниз, где его, беспомощного и ослабевшего, нашел Доджун. Очнулся он в постели, где провел целую неделю, приходя в себя после сильного удара.

Сэмюел опасался, что Доджун испытывает к нему отвращение. Еще долгое время он не решался заговорить с дворецким. Когда Доджун приближался к нему, Сэмюел старался исчезнуть, стать невидимым. Он вел себя, как мышка, затаившаяся в уголке.

Но в один прекрасный день Доджун приблизился к нему неожиданно, пройдя через пустую столовую комнату. Услышав его шаги, Сэмюел спрятался за дверью и постарался остаться там незамеченным.

Дворецкий, накрывая на стол, медленно двигался по комнате; тишину нарушал лишь тихий лязг серебряных приборов.

— Ты хорошо этому обучился, не так ли? — спросил он как бы невзначай, наклоняясь за оброненной вилкой. — Киоджитсу трудно освоить, но ты, похоже, уже овладел этим искусством.

Сэмюел понял, что Доджун разговаривает с ним, ведь больше никто в доме не понимал по-японски. Однако он не знал, что такое киоджитсу, и Доджуну было об этом известно.

— Глупые люди используют только один вид маскировки, — прибавил Доджун. — Шин — это то, что у тебя на уме или в сердце. Итсувару — значит притворяться тем, чем ты не являешься. Вместе они образуют понятие «киоджитсу». Быть все время тигром слишком просто. Если ты тигр, то ты начинаешь думать, как тигр, двигаться, как тигр, но что потом? Ты попадаешь в беду. Лучше уметь быть тихим и маленьким, как мышь: может, тогда тигр тебя не заметит, и ты сможешь снова стать тигром.