проверку, когда у Аманды началось сильное кровотечение. И я имею в виду настолько интенсивное, как будто кто-то включил кран. Глаза всех присутствующих в операционной расширились от страха, когда мощный поток хлынул из нее, каскадом падая с койки на пол, окрашивая все на своем пути в багрово-красный. Команда бросилась на помощь, и можно было почти физически ощутить панику, когда ординатор пытался справиться с огромным количеством крови, ручьем полившимся из Аманды.

В больницах очень жесткая иерархия, и младший персонал не должен перечить врачам. Но иногда только от этого и зависит жизнь пациента.

Откуда она взялась? Как можно остановить столь сильное кровотечение? Женщина истекала кровью после кесарева сечения, видимо, из матки, но все типичные методы остановки кровотечения, похоже, не работали. Ординатор и ассистент теперь говорили друг с другом тихим, но настойчивым тоном.

Ассистент:

– Думаю, нам следует перезвонить профессору.

Ординатор:

– Мне не нужно, чтобы ты думал. Нужно, чтобы ты помог найти участок, который кровоточит, и зажать его.

Ассистент:

– Я ничего не вижу, это настоящее наводнение.

Ординатор (снова поворачиваясь к анестезиологу):

– Можно ввести еще свертывающих препаратов?

Ассистент:

– Я просто ничего не вижу… Это же чертов потоп!

Ординатор:

– Отсос, пожалуйста, еще отсос, и мы должны увидеть этот участок, приготовься зажать.

Ассистент:

– Зажать что? Здесь нечего зажимать! Нам нужно, чтобы профессор вернулся!

Ассистент:

– Мы справимся сами – это просто кровотечение. ЕЩЕ ОТСОС! Сестра, мы можем еще раз проверить, что плацента вышла?

Было семь часов вечера, и я должна была сдать смену, чтобы заступила следующая акушерка, но я не могла просто уйти и оставить Аманду в таком состоянии. Ординатор снял швы, чтобы посмотреть, что происходит, но определить причину кровотечения так и не удалось. К тому времени партнера Аманды уже вывели из операционной вместе с ребенком. Женщине дали общий наркоз, когда у нее началось кровотечение. Я стояла там, готовая уйти, но прежде чем это сделать, я заговорила.

– Мне позвать на помощь? – спросила я у ординатора.

– Сейчас все в порядке, – пробормотал он, не поднимая глаз. – Мы со всем разберемся.

Происходящее выглядело не очень хорошо, и не похоже, что он справлялся с ситуацией. Я сделала шаг назад к двери и увидела сцену, как в замедленной съемке: Аманда лежала на операционном столе, живот распорот, простыни и хирурги промокли в крови. Единственное, что они сейчас могли сделать, – оставить ребенка без мамы.

«Правильно, – подумала я. – Мне все равно, что он говорит, – ему нужна помощь». Если на кону стояла гордость врача-мужчины против жизни пациентки, то выбор был очевиден. Я вышла из операционной и направилась прямо к телефону. Я набрала номер, откашлялась и громко и отчетливо произнесла: «Нужна помощь в четвертой операционной. Не могли бы вы позвонить акушерскому консультанту профессору Эндрюсу?» Не имело значения, что я являлась самой младшей акушеркой в больнице, всего лишь неделю назад получившей специальность. Мне было все равно, что я дрожала, думая об угрозе увольнения за неисполнение инструкции врача. Что действительно было важно, так это то, что Аманде требовалась помощь, причем немедленно. Любой мог в этом убедиться! В глубине души я знала, что независимо от последствий моя совесть будет чиста. Затем я направилась обратно в операционную, чтобы помочь. Аманде успели влить шесть литров крови, когда в дверь ворвался консультант.

– Почему меня сразу не вызвали? – взревел он.

К тому времени пациентке уже переливали кровь, но не могли вводить ее достаточно быстро, прежде чем она снова выйдет. Все начали нервничать. Существовала реальная опасность, что, если мы не сможем остановить кровотечение, Аманда умрет от кровопотери. Профессор Эндрюс сосредоточенно нахмурился, пытаясь понять, откуда идет кровь. Он решил вставить еще один баллон Бакри, похожий на большой мешок, который можно надуть внутри матки, чтобы остановить кровотечение, но это ничего не изменило. У консультанта не оставалось иного выхода, чтобы спасти жизнь этой женщины.

Профессор Эндрюс посмотрел на хирургическую бригаду и резко сказал:

– Я собираюсь все вырезать. У кого-нибудь есть возражения?

Иногда во время родов в матке открывается кровотечение, которое невозможно локализовать. Тогда выход остается один – полностью удалить орган.

В помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь ритмичными гудками и низким воем машин, поддерживающих жизнь пациентки. Я не совсем поняла, что он имел в виду, но очень скоро до меня дошло. Профессор попросил новый скальпель, затем удлинил и без того чудовищный разрез на животе Аманды примерно до тридцати сантиметров. Женщина выглядела так, словно ее распилили пополам. Эндрюс работал быстро и точно, все еще борясь с багровым потоком, продолжавшим изливаться из безжизненного тела. Закончив полную гистерэктомию (удаление матки) и убедившись, что кровотечение остановилось, он зашил внутренние органы, резко выпрямился, снял маску и тяжело вздохнул. До этого момента все словно затаили дыхание и теперь наконец снова могли свободно дышать. Непосредственная опасность миновала.

– Ладно, пойду покурю, – мрачно сказал он. – Я вернусь, чтобы закончить.

Он вышел на улицу покурить, вернулся, надел чистые перчатки и продолжал работать, пока состояние Аманды не стабилизировалось настолько, что ее можно было отвезти в отделение интенсивной терапии. К этому моменту она провела в операционной почти пять часов.

Я вышла из операционной в каком-то оцепенении, но, когда вернулась домой, меня начало трясти. И тут я разрыдалась. Я не могла поверить, как быстро все вышло из-под контроля. Только что все было прекрасно, а в следующее мгновение мы столкнулись с полномасштабной чрезвычайной ситуацией. В ту ночь я лежала на кровати и плакала, просто позволяя слезам катиться по щекам. Я оставалась спокойной на протяжении всего кризиса, но, стоило мне оказаться дома, как естественные реакции шока и страха, которые мне удалось держать под контролем, выплеснулись наружу. Я слишком сильно испугалась, что Аманда умрет. Пациентка провела в отделении интенсивной терапии следующие четыре дня, и я каждый день навещала ее, чтобы удостовериться в ее выздоровлении. Я сама была в состоянии шока в первые дни после произошедшего. Мой разум лихорадочно работал от беспокойства, и я начала сомневаться в своих действиях и способностях.

Роды – прекрасное, но вместе с тем совершенно непредсказуемое событие. В любой момент все может пойти не так.

Может быть, я что-то сделала неправильно? Или, наоборот, не сделала? Не слишком ли я самонадеянна? Смогла бы я предотвратить превращение ситуации в кризис, если бы поступила как-то иначе? Что, если бы я раньше поняла, что ребенок слишком большой? Эти вопросы мучили меня еще несколько недель.

Но на заслушивании отчетов Лора