Такая вот экстремально-отчаянная почта – ты отправляешь записку с вопросами билета – тебе ответ.

Зато уже к концу учёбы во мне обнаружился талант диагноста. Даже не помня точно симптомов той или иной болезни, я ставил диагноз на раз и в точку. Педагоги удивлялись, но двойки всё равно ставили.

Диагноз-то я поставить мог, а вот лечить – чёрта с два!..

В начале каждого учебного года нас отправляли на уборку табака в подшефный табаксовхоз. Ну и первый год тоже интересно начался. Только поступили и всех как баранов погнали. А куда было деваться!..

Сели мы в грузовые машины с открытым верхом и – вперёд! Ветерок засвистел, и вдруг как грянул бабий унисон! Да так дружно, как будто бы эти противоположнополые с этой песней и родились:

Я такого русско-украинского примитива никогда не слышал. Папаня у меня был из старорежимных интеллигентов, и такая пацанья херня к нам не залетала.

Но мне понравилось!

Соответствовало простому сегодняшнему бурному сексуальному пробуждению!

Ну, это совсем по правде жизни было!

А это вообще, – в точку и перспективу!

Только эту песню отгрохали, как следующую, ещё более невероятную по примитиву заорали. Да ещё и на мотив "Мы идём по Уругваю!":

Ну, сельхозработы… Сами понимаете… Это только вьетнамцы, корейцы, таиландцы и тому подобные азиатские сельскохозяйственные таланты погружаются в них как в нирвану. А бездарные избалованные европейские граждане только стонут и мучаются.

Девчата сели под навесы и нанизывали себе листья табака на бечёвки, да по две нормы – самые талантливые, а мы, как мужская гордая сила, кто в грузчики подался, кто…

Вот эти вторые «кто» – были мы трое. Один всё время, как он говорил, "Из протеста!" коноплю растирал в ладонях и пытался накарябать смолу на папиросочку. Второй без всякой наркоты, как китайский болванчик, только улыбался и хихикал. Ему вообще вся жизнь была "по барабану!".

Ну и я – ветеран ангин и других интеллигентных заболеваний, таскать пятидесятикилограммовые мешки с табаком просто не мог. Один раз попробовал и понял, что скорее сдохну, чем что-то заработаю. Вскинули мне на плечи это никотиновое богатство, и я зигзагами, и всё больше склоняясь к земле, побежал к грузовику. У самого борта я рухнул носом в землю и на меня минут десять тряпками махали. Так что, сами понимаете, – выбора особенно не было.

Да и лёгкие работы мне были не по зубам. Попытался я нанизывать табак на бечёвку, но куда мне было до наших восточных красавиц! И на кормёжку не заработал.

Поэтому сбились мы – отбросы производства и жизни, и организовали стройбригаду "Ух!", которая вроде бы рыла канавы для полива, а на самом деле периодически фланировала перед девчатами с ломом на плечах. Этим мы как бы намекали на скрытую от государства, но всегда готовую на интимные подвиги мужскую силу. Ну и пели, конечно, для поддержки духа:

Этот шедевр, конечно же, я накорякал!

Залили мы всё что надо и не надо, и так как не особенно следили за водой, то направили нас выбирать землю из парников.

Работа самая что ни на есть потогонная. Пару дней лопатами поковыряли и плюнули. И по пол нормы на душу не выработали.

И тут наш наркоман, который всё бродил и бродил в поисках кондиционной конопли, набрёл на прошлогодние, уже вычерпнутые парники.

Мы тут же смекнули "чё почём" и, разрыхлив землю в этих парниках и на кучах выброшенной, бог знает когда земли, потом весь день загорали и рассказывали друг другу байки про баб и космические перспективы страны.

В конце рабочего дня приходил учётчик, и только языком щёлкал – по две нормы и больше на брата выходило! Он, конечно, что-то подозревал, но куда ему было против нашего нахальства! Да и в этих совхозах такой бардак был, что никто не помнил и нигде в документах нельзя было найти, что было сделано в прошлом году и где, а уж в позапрошлом – тем более. А пространства – до самого горизонта! За день не обскакать на коне!

Но это работа, а отдых…

Как-то наши амбалистые товарищи-грузчики решили себе досуг устроить среди недели. Там какая-то проблема с грузовиками была. Ну, а у нас пауза в работе – постоянное и святое дело. Наркоша, конечно, опять по коноплю двинулся, второй дебил спать завалился, а я увязался за передовым трудовым отрядом на совхозный пруд.

Расположились мы на бережку, поплавали, и стали думать как бы ещё интереснее досуг провести.

– Видите лодку на том берегу, – говорит Исса Аблай Исабаев (Борька). – По-моему она не на привязи.

– Точно! – подтверждает Самурай (Смурыгин Вовка).

– Плывём! – кричит Татур Славка – большой лирик и будущий замечательный врач (к нему, как и ко мне, никакое прозвище в медучилище не прилипало), и все трое наперегонки бросаются в воду.

И вот мы уже в лодочке, как какие-нибудь дворяне, по озеру рассекаем. Я с Славкой природой любуюсь, камышами, а двое остальных только уточками да гусочками, в огромном количестве рядом плавающими.

– Надо вёслами их глушить, а потом шеи сворачивать! – слышим мы, и первая утка тут же летит нам под ноги.

– Крутите ей голову, крутите! – орёт Исса.

– Да вы чё? – орём мы с Славкой. – Что мы, – живодёры, что ли?

– Ну, чистоплюи, хреновы! Пожрём как люди и других накормим! Сворачивай им шеи, Самурай, а с вёслами я сам справлюсь!

Ни слова не говоря, Самурай кидается к нам и, рыча, крутит шеи уже двум уткам.

И в это время на косогор того берега откуда лодка выбегает мужик с двустволкой и пуляет то ли в воздух, то ли по нам. Исса уже не глушит уток, несколько штук которых вокруг лодки бултыхаются вверх лапками, а остервенело гребёт к берегу.