– Он хотел, чтобы я раздобыла голос Поющей башни. И дал мне вот это. – Девочка показала старую карту.

Отец развернул шуршащий свиток – и уставился на него в изумлении.

– Кесс, это же очень, очень… – Руки мужчины задрожали.

– А еще император говорит, что Морах – настоящая и держит нас под своей властью.

Анно задумчиво свел брови, потом кивнул.

– Здесь так и написано. Это наречие древних мантхов. А карту, конечно же, рисовало племя Певцов.

– Какое племя Певцов?

– Известно только, что жили они в давние времена и построили Поющую башню. О Кесс, милая, дорогая Кесс! Как же мне выбраться на волю? И что станется с тобой?

Заразившись волнением отца, девочка крепко схватила его за руку, словно боялась отпускать одного.

– Так это все правда?

– Получается, правда, милая. Папа умеет читать на языке Древних мантхов. Гляди, тут сказано: «Великий Путь». А здесь: «Трещина-Посреди-Земли». Вот «Чертоги Морах», а эта надпись гласит: «В полымя».

Анно перевернул свиток. Буква с длинным хвостиком, похожая на «S», сразу же привлекла внимание опытного библиотекаря.

– Видишь, это символ, которым обозначало себя племя Певцов.

– А император называл его «голос башни».

– Выходит, они придали голосу форму собственного знака.

Мужчина впился глазами в поблекшие строки, медленно складывая буквы в слова.

– «Голос Поющей башни… принесет вам свободу. Ищите… родную землю».

Анно посмотрел на дочь, и глаза его ярко вспыхнули.

– Ах, если бы мне только вырваться…

Он принялся мерить шагами ванную комнату. В голове будущего узника один за другим рождались великие планы, каждый из которых рассыпался, будто карточный домик. Наконец папа горько покачал головой.

– Нет, они забрали бы Аиру и детей… От этой мысли его передернуло.

– Лучше пойти проверяльщикам навстречу. Не так уж и страшно меня наказывают. До Великого экзамена можно и потерпеть. Подумаешь, Курсы Обучения.

– Темница, ты хотел сказать?

– Ну уж, – ласково возразил отец. – Не делай из мухи слона. Может, если я постараюсь как следует и наберу много баллов, тогда и тебе по моей просьбе дадут еще одну попытку.

– Не нужна мне вторая попытка. Я их всех ненавижу.

– Но мама и я не вынесем, если с тобой… – Анно прикусил губу. – Ради тебя я пошел бы на все, милая. Умер бы, если надо. Только, кажется, господам экзаменаторам отлично известно, что я ни на что не годен.

Мужчина умолк, задумчиво глядя на карту. Снизу донесся недовольный окрик:

– Спускайтесь же, сэр! Мы ждем!

– Император сказал, стоит башне запеть, и контрольных больше не будет, – подала голос девочка.

– Так и сказал?

Печать безысходной тоски на миг покинула ясные глаза отца.

– Дорогая, тебе нельзя идти, ты еще маленькая. И вообще, из города просто так не выпустят. За тобой следят. Нет-нет, обязательно подожди, пока я не вернусь домой.

Тем временем внизу, в прихожей, учителя в нетерпении хрустели пальцами. В горле у обоих давно пересохло, а госпожа Хаз почему-то не спешила с обещанными стаканами. Наконец она появилась на пороге. Крошка Пинпин мирно спала на руках у мамы. Господин Бач так и прожег обманщицу испепеляющим взглядом, а господин Миниш нахмурился и в который раз посмотрел на часы.

– Мадам, вы что-то сказали про лимонад, – возмущенно промолвил классный учитель.

– Разве? – подняла брови Аира.

– Вы предложили нам выпить, – с нажимом продолжал мужчина.

– Неужели? – удивилась госпожа Хаз.

– Вот именно, мэм. Вы спросили, не мучит ли нас жажда.

– Как же, как же, прекрасно помню…

– И мы ответили утвердительно.

– Было и такое.

– Ну и где же он?

– Кто, господин Бач? Вы изъясняетесь загадками.

– Вы осведомились, нравится ли нам лимонад… «… глупая», – чуть не вырвалось у него по старой учительской привычке.

– Мы сказали, что не откажемся выпить. Теперь вы обязаны принести по стаканчику.

– С какой стати?

– Потому что… Потому что нам хочется.

– Господин Бач, боюсь, произошло недоразумение. В доме нет ни капли лимонада.

– Как это ни капли? Мадам, вы сами предложили нам напиток. Будете отрицать?

– Нельзя предложить то, чего у тебя попросту нет. Я только спросила, нравится ли вам лимонад. А это совсем другое дело.

– Славная шутка! Спрашивать человека, любит ли он что-то, не собираясь его этим угощать!

– Странно вы рассуждаете, господин Бач. Мало ли что кому по душе, а я – вынь да положь? Вам, без сомнения, приятны долгие летние вечера. И где же я их возьму?

Господин Миниш поднялся с места.

– Довольно цирка. Зовите городовых.

Классный учитель встал следом за ним.

– Мы непременно разыщем вашу дочь и побеседуем с ней по-своему. Увидите.

– Вы идете, сэр? – прокричал член Коллегии экзаменаторов. – Или привести вас силой?

Дверь ванной комнаты отворилась. Пока приговоренный спускался по ступенькам, учитель высунул нос на улицу и предупредил городовых:

– Господин Хаз уже выходит. Заинтересованные зрители подступили ближе.

Анно простился с родными: чмокнул уснувшую крошку Пинпин, поцеловал жену – в глазах гордой Аиры Хаз блеснули слезы. И нежно прижал к себе сына, успев напоследок шепнуть:

– Присмотри за Кестрель.

Но вот он поднял чемодан и шагнул за порог. Городовые тут же пристроились по бокам, а учителя угрюмо побрели сзади. Ротозеи молча попятились, пропуская маленькую процессию. Хазы стояли на переднем крыльце, держались прямо и махали вслед отцу, как если бы тот уезжал на выходные. Зрители качали головами, глядя на подобное унижение.

– Вот бедняга, – сочувственно перешептывались соседи. На углу Анно Хаз остановился, бросил прощальный взгляд на близких и помахал им в ответ. Бомен навсегда запомнил и широкий взмах, и особенную улыбку. В ужасный миг разлуки мальчик словно прозрел: он разом постиг чувства папы, ощутил его безграничную любовь к семье, горячую, сильную и неистребимую, но вместе с ней услышал безмолвный вопль отчаяния: «Увидимся ли мы когда-нибудь вновь?!»

Отец Руфи Блеша тоже заметил полный достоинства жест Анно и, наклонившись к уху жены, прошипел во всеуслышание:

– Пусть себе скалит зубы сколько угодно, родных ему больше не видать.

Тогда Бомен поклялся в самой глубине сыновнего сердца, что не остановится ни перед чем, лишь бы вернуть папу, – если придется, разнесет по камешку весь этот чистенький, прилизанный город. Ибо что значат судьбы Араманта по сравнению с одной-единственной улыбкой отца, полной отваги и нежности?