Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подойди ко мне, мой милый, – проговорила миссис Эйнсворт, ласково усаживая мальчика и обнимая его. – Нам нужно поговорить с тобой. Мы скоро уедем, и нам тяжело расстаться с тобой, дорогое дитя. Хочешь поехать с нами?
Филипп вспыхнул, и глаза его наполнились слезами.
– О, я не хочу, чтобы вы уезжали! Я не хочу расставаться с вами, но не могу и ехать с вами.
– Почему не можешь, дорогой мальчик? Мы все сделаем, чтобы ты был счастлив.
– Ты сможешь учиться, будешь учиться рисовать, – добавил мистер Эйнсворт.
– Ты будешь путешествовать, увидишь новые места: мы обычно проводим лето в горах. У тебя будет свой пони, станешь ездить на экскурсии с мистером Эйнсвортом, – уговаривала мальчика миссис Эйнсворт.
– Мне хотелось бы путешествовать, я хотел бы видеть горы – я никогда там не был. И мне ужасно хотелось бы иметь пони, – решительно отвечал Филипп, глядя на обоих и утирая слезы, – но я не могу уехать. Я не могу оставить мамочку – она стара, и я должен жить здесь и заботиться о ней.
– А если твоя мамочка согласится? Если она увидит, что так лучше для тебя? Если она сама захочет этого? – допытывалась миссис Эйнсворт.
– Но мамочка не захочет, – убежденно ответил Филипп. – И здесь еще Дея – я должен заботиться и о ней. Да у меня еще «дети» отца Жозефа, которых я также не могу оставить, – добавил Филипп с важностью, осознавая свои обязанности.
Мистер Эйнсворт посмотрел на жену, ожидая от нее поддержки. Обоих трогала преданность мальчика, хотя их она повергала в отчаяние.
– Но, мой дорогой мальчик, – продолжала миссис Эйнсворт, – если бы не мамочка, ты поехал бы с нами? Любишь ли ты нас настолько, чтобы остаться с нами? – Ее сердце жаждало подтверждения любви мальчика.
– Если бы не мамочка – поехал бы, не колеблясь, – ответил мальчик. – Я хочу научиться рисовать, и хочется все видеть, и… и… вы так добры ко мне. Мне жалко, что вы уезжаете… – И снова его голубые глаза наполнились слезами. – Но вы видите, что я не могу, я не могу оставить мамочку.
– Я вижу, что ты не можешь уехать, мой милый, – ласково ответила миссис Эйнсворт. – Но мы очень любим тебя, и ты не забывай нас. Будущей зимой мы вернемся сюда и верим, что найдем тебя таким же милым…
У художника Филипп не появлялся несколько дней, и супруги Эйнсворт остро ощущали отсутствие мальчика. На следующий день они должны были уехать.
– Не могу понять, что задержало мальчика, – грустно говорила миссис Эйнсворт. – Он ведь знает, что мы уезжаем завтра, и пришел бы непременно, если бы не случилось чего-нибудь серьезного.
– Я схожу к Селине, – сказал мистер Эйнсворт, беря шляпу. – Если его там нет, я попрошу сходить за ним. – С этими словами он распахнул дверь и столкнулся с Филиппом. Мистер Эйнсворт сначала не заметил Лилибеля, стоявшего в тени с мешком и большой корзиной, он не разглядел и того, как бледен и подавлен Филипп.
Едва миссис Эйнсворт услышала восклицание мужа: «Это ты, Филипп?» – как подбежала, но, взглянув в лицо мальчика, испуганно отпрянула.
Она сразу заметила, что мальчик одет в черное, что его соломенная шляпа повязана черным крепом и что в глазах его застыло испуганное выражение, какое бывает у заблудившегося, беспомощного животного. Он казался гораздо старше своих лет, с лица исчезли детская округлость и свежесть, щеки были бледны и покрыты пятнами от слез. Несколько дней, проведенных мальчиком в горе, сильно изменили его. Он пытался заговорить, но губы дрожали, и рыдания, которые он старался сдержать, сотрясали все его существо. В одной руке мальчик держал что-то, завязанное в желто-красный шелковый платок, а в другой – белый венок с надписью: «Моей матери».
Когда Филипп вошел в комнату, Лилибель пробрался вслед за ним, положил на пол мешок и корзину, а сам прижался к стене, расставив косолапые ноги и неуклюже опустив руки вдоль туловища.
Миссис Эйнсворт никого не видела, кроме Филиппа. Несколько мгновений она молча глядела на него с состраданием, затем привлекла к себе и крепко обняла.
– Бедное дитя мое, любимый мой! Расскажи мне, что случилось, – нежно проговорила она.
Филипп вытер глаза и, подавляя рыдания, сказал:
– Мамочка умерла. И я пришел к вам навсегда.
– Твоя мамочка умерла? Как, когда это случилось? – вскричали в один голос мистер и миссис Эйнсворт.
– Это случилось ночью. Она умерла, когда я спал. Она думала, что я могу уйти, покинуть ее, и вот сама ушла первой и покинула меня… – рассказывал мальчик, делая усилия, чтобы сдержаться, стараясь ясно и спокойно вести печальный рассказ. – Мамочка вставала очень рано – я ждал, что она, по обыкновению, придет будить меня. Не дождавшись, я зашел в ее комнату и увидел, что она еще спит. Я стал будить ее и никак не мог добудиться, тогда я побежал к доктору. Он пришел со мной и сказал… сказал… что дорогая мамочка никогда не проснется! Она умерла во сне и не могла сказать мне, что умирает, она не простилась со мной и ничего не сказала мне перед смертью. Я бросился к Селине. Я знал, что она придет. А ведь отец Жозеф уехал! Отец Жозеф был добрым другом мамочки, она всегда обращалась к нему, когда случалась беда.
– Мой милый, милый мальчик, почему же ты не прибежал к нам? – спросила миссис Эйнсворт, плача. – Мы бы пришли к тебе на помощь.
– Мой милый, милый мальчик, почему же ты не прибежал к нам? – спросила миссис Эйнсворт, плача.
– Мамочка водила знакомство только с Селиной. Я и не подумал о вас. Я побежал прямо к ней, и она с Лилибелем были все время со мной. Вчера похоронили мамочку на кладбище Святого Роха, – она не раз говорила, что хочет, чтобы ее там похоронили. Там так спокойно. В ящике у мамочки лежали деньги на похороны, я знал об этом. Мамочка однажды показала мне эти деньги и сказала, что это отложено на похороны. Мы взяли две кареты. В одной ехал отец Мартин из церкви Святой Марии, а в другой Дея, я, Селина и Лилибель; и я… я… нарезал кучу роз, чтобы усыпать могилу, ведь мамочке не понадобится больше ни цветов, ни венков!.. – И не в силах смириться с мыслью, что это его последняя услуга покойной, он уткнулся лицом в плечо миссис Эйнсворт и зарыдал.
В это мгновение из корзины послышался лай, затем – мяуканье кошки и щебетание птиц.
– Не шумите вы там! – сердито сказал Лилибель, пнув корзину ногой, но это только усилило поднявшийся в корзине шум.
Миссис Эйнсворт в изумлении вскочила.
– Что это там? – спросила она, глядя на скромный багаж Филиппа.
– Это мои любимцы, – ответил Филипп, вытирая слезы. – Лилибель притащил их. Щенок, котенок и шесть цыплят – там, в корзине. Мамочка выкормила этих цыплят. Наседка спрятала гнездо, так что мамочка с трудом нашла его, она очень заботилась о них, и я не мог их оставить… А здесь «дети» отца Жозефа, – он указал на желто-красный узелок. – Это же, – он бросил взгляд на венок, – я хочу сохранить навсегда на память о дорогой мамочке. Я не мог покинуть моих любимцев и принес их с собой.