Теперь наконец можно спокойно попить кофе и приступить к работе. Она терпеть не могла что-то делать, когда Ефим Валерьевич находился дома. Само его присутствие раздражало ее настолько, что Людмила Борисовна предпочитала не высовываться из спальни до тех пор, пока хлопок входной двери не сигнализировал ей, что путь свободен.

Помимо всего прочего муж еще имел скверную привычку совать нос во все ее дела. Она вынуждена была постоянно удовлетворять его совершенно пустое, с ее точки зрения, любопытство. Мучилась про себя, отвечала на десятки бессмысленных вопросов.

Его интересовали, казалось бы, абсолютно не касающиеся мужчин мелочи, начиная от качества материала, из которого она собиралась шить, и кончая деталями фасона. А совсем не отвечать на дурацкие вопросы не получалось — в этом случае разговор с приставучим супругом непременно завершался скандалом и оскорблениями.

Именно поэтому Людмила Борисовна давно уже выбрала тактику пережидания, предпочитала выползать из спальни главным образом в отсутствие мужа. Сегодня же для нее было особенно важно, чтобы он не крутился рядом, поскольку ей предстояло выполнить крайне сложную, хитроумную работу, требовавшую максимальной сосредоточенности.

К подвенечному платью Людмила Борисовна вообще относилась особым образом. Тот факт, что за подобные заказы она до сих пор не бралась, имел под собой серьезные, уходящие в далекое прошлое основания.

Много лет назад, когда со сломанной ногой маленькую Люсю привезли в больницу, ничто не предвещало, что она останется хромоножкой. Десятилетняя девочка жадно впитывала каждое звучащее рядом слово и превосходно запомнила все, что тогда происходило вокруг нее.

Перелом был хоть и непростой: кость оказалась раздробленной, — но, как сказал рентгенолог, бывает и хуже. Однако молодая хирургиня, которую Люся отчего-то сразу невзлюбила, в тот роковой день выходила замуж и главным образом была сосредоточена на примерке подвенечного платья, каковое с гордостью и демонстрировала своим маленьким пациентам. Она явно торопилась и, по убеждению девочки, оттого работала небрежно, что-то там наверняка делала не должным образом.

Так или иначе, в результате ее лечения Люся осталась хромой на всю жизнь. А к подвенечным платьям и к невестам, носившим их, стала с тех самых пор испытывать стойкую неприязнь.

Людмила Борисовна еще накануне, соглашаясь на этот заказ, почувствовала, что наконец-то наступает ее день, день расплаты. К тому же к обычной неприязни теперь примешивалось и принятое ею решение любым путем предотвратить катастрофу, которая, по убеждению портнихи, грозила бедному Кириллу вместе с его злосчастным браком. На сей случай у нее был уже давно и детально продуман некий секрет, который она теперь собиралась использовать при изготовлении свадебного наряда.

Причем если поначалу портниха намеревалась просто искусно вшить в соответствующие места на платье несколько острых шпилек, которые, по ее замыслу, довольно скоро, прорвав ткань, начали бы покалывать нежное тело невесты, превращая тем самым свадебную церемонию в подлинное мучение, то сейчас план Людмилы Борисовны кардинальным образом изменился.

Тем более что фасон платья, оговоренный вчера, словно специально был создан для оптимального воплощения этого нового плана в жизнь.

Подвенечное платье предполагалось выдержать в некоем старинном, романтическом духе. Решено было также, что плечи у невесты останутся оголенными, и, соответственно, для того, чтобы обойтись без бретелек, корсет под лифом следовало сделать достаточно тугим.

Вот тут-то Людмила Борисовна и собиралась применить свое ноу-хау.

Для успешного воплощения замысла она задумала вшить в корсет наряду с тонкими металлическими пластинками и несколько стальных, специальным образом согнутых, как пружины, спиц. Эти заточенные с двух концов спицы были необычайно острые, и одну из них Людмила Борисовна собиралась расположить так, что при определенном движении, скажем когда невеста нагнется за чем-либо, спица распрямилась бы и сквозь легкую ткань платья глубоко вошла в тело. В идеале она должна была бы попасть прямо в сердце, в этом случае все произойдет мгновенно. Но, конечно, одно дело задумать, другое — осуществить. Совсем непросто было так все исполнить, чтобы не случилось осечки, да еще ухитриться самой не пораниться, сгибая тугую обоюдоострую спицу.

К тому же дело осложнялось еще и тем, что все обязано выглядеть чистой случайностью, типичным несчастным случаем. Никаких подозрений и близко не должно возникнуть, это просто исключено.

Людмила Борисовна неспешно допила кофе, вытерла салфеточкой губы и своей припадающей походкой заковыляла в гостиную.

Она, конечно, немножко волновалась перед началом ответственной работы, но в целом была вполне уверена в успехе. Этот славный мальчик, Кирюша, может быть спокоен, она обо всем позаботится.

Все будет хорошо.

На работу Никита Бабахин решил не ходить, позвонил, сказался больным. Он и в самом деле чувствовал какое-то странное томление в груди с самого утра. Хотя, конечно, никакая это была не болезнь. Скорей уж предчувствие.

А вот чего именно предчувствие, Никита, как ни пытался разобраться, так и не понял. Сплошной туман стоял в голове.

Но томление, безусловно, было. Что-то такое жутковатое и в то же время удивительно сладостное ощущалось в воздухе, лезло в нос, в рот. Никита внутренне сопротивлялся, пытался схорониться под одеялом, но оно и туда проникало, не давало Никите отсидеться-отлежаться, настойчиво гнало его из дома туда, на пустырь.

И он в конце концов уступил, оделся и зашагал, даже побежал, пустился со всех ног, забыв о том, что больному бегать уж никак не положено. Если б кто с почты увидел, очень большие неприятности могли бы произойти. Но, по счастью, никого он по дороге не встретил, так что, можно считать, пронесло.

Задыхаясь от бега, пересек пустырь, купил билетик и с пересохшим ртом вошел наконец в зверинец мимо знакомого уже билетера в мятой фуражке без кокарды.

И сразу же остро пахнуло знакомым запахом. И без того гулко пульсирующее сердце забилось еще сильнее. Целая симфония разнообразных шумов обрушилась на Никиту.

С площадки молодняка доносилось блеянье, сопровождаемое детским смехом. Со всех сторон раздавались всевозможные радостные и насмешливые возгласы, сквозь которые пробивалось волчье рычание, в свою очередь внезапно перекрываемое мощными трубными криками осла.

Но Никита ни на что не обращал внимания, шел прямиком к угловой клетке, даже чуть не сбил с ног налетевшего на него пацана. И только оказавшись у цели, внезапно успокоился и понял, что не зря бежал сюда всю дорогу.

Медведь ждал его. Лежал бесформенной меховой кучей, с тоской поглядывал вокруг. Увидев Никиту, тут же поднял большую голову, осклабился, высунул длинный розовый язык.

Никита не знал, как реагировать, растерялся. Потом развел в сторону руки, как бы показывая, что почувствовал и разделил радость медведя от этой встречи, но ничего не может сделать: решетка из толстых железных прутьев безнадежно отделяла их друг от друга.