— Девяносто пять франков за четыре часа стараний! — недоумевая, заключил Зидор. — Только-только Нанара покормить, да и то не досыта…

На долю Крикэ Лярикэ выпала очень тонкая работа. Марион вручила ему двадцать франков монетами по сто су и велела любым способом втянуть Фантомаса в разговор, но не подавать слишком часто, чтобы не вызвать подозрение.

Негритёнок вернулся с задания, чуть не плача.

— Я ему все денежки отдал, все-все! — жалобно рассказывал он. — Я был очень-очень милый, говорил по-негритянски, чтоб рассмешить этого Фантомаса. А Фантомас не смеётся, хоть тресни, вредина!

Пришлось купить ему в утешение рожок мороженого.

— Дорогостоящая оказалась затея, — признал Габи. — А выяснили только, что Фантомаса не больно-то расколешь. Это ж каким надо быть железным человеком, чтоб не засмеяться, когда Кри-Кри возьмётся смешить! Голодный лев, и тот умилился бы…

Марион занялась проверкой догадки Фернана относительно репертуара слепого. Где бы он ни играл — хоть в самых дальних и неурожайных точках, — под конец с почти маниакальным постоянством исполнял всё ту же задушевную мелодию, которую девочки втайне предпочитали всем другим:

«На грош любви».

— И её он играет с особым чувством — не так, как всё остальное, — убеждённо говорила Марион. — Можно подумать, старается, чтоб она накрепко засела у каждого в голове. Все ребята в квартале Ферран теперь насвистывают этот мотив…

— У музыкантов часто бывают особенно любимые вещи, — заметила Берта Гедеон. — Помните, был такой одноглазый певец из Бакюса, так он раз по двадцать за час исполнял свой коронный романс.

— И не удивительно: это хорошо окупалось, — сказал Зидор. — Тётки как услышат, сразу ему копеечку… Парень огребал по триста франков в час на одной этой песне, как её…

«Ночи Китая». А ты говоришь!..

К вопросу репертуара слепого следовало бы отнестись повнимательней. Марион считала, что эта его странность имеет большее значение, чем все остальные вместе взятые; однако дальше обсуждения её дело у ребят пока не пошло.

Фернан сосредоточился на своей карте-схеме Лювиньи и отмечал на ней красным карандашом все передвижения слепого. Сведя воедино ежедневные записи Габи, он сделал открытие, которое немало всех озадачило. Кроме двух опорных пунктов, где Фантомас проводил в общей сложности часа четыре утром и вечером, он обходил медленно и терпеливо улицу за улицей, никогда не следуя два дня подряд в одном направлении и неуклонно избегая уже пройдённые маршруты, даже самые выгодные в смысле выручки.

Спустя ещё неделю красные линии на самодельной карте сложились в интересную картину: слепой за это время обошёл весь сектор между Национальной-5, Парижской улицей и кварталом Ферран, что составляло примерно четверть площади города. Фернана превозносили до небес за его плодотворную идею и изощрялись в самых причудливых догадках насчёт того, зачем понадобилось слепому человеку так терпеливо и методично прочёсывать незнакомый город.

Зидор по-прежнему считал, что дело тут в каких-то больших деньгах.

— Помяните моё слово, не зря за всем этим стоит месье Тео, — говорил он. — Он использует слепого как ходячий радар, чтоб найти тайник конкурирующей банды. Никому не придёт в голову заподозрить слепого, но спорю на что хотите: у этой старой лисы ушки на макушке…

Слепой продолжал отрабатывать улицу за улицей, постепенно перемещаясь к востоку; скоро его аккордеон уже звучал в переулках Бакюса и Малого Лювиньи. Десять сыщиков терпеливо вели слежку, ежеминутно ожидая какого-нибудь поразительного открытия; при этом каждый хотел сопровождать Фантомаса в его долгих прогулках. Правда, детективной деятельности Татава и Зидора очень мешал злокозненный месье Жюст. Он то и дело оставлял обоих после уроков, что приводило их в бешенство. К счастью, благословенных каникул оставалось ждать уже недолго.

Жуан-Испанец держал под неусыпным наблюдением гараж и примыкающие к нему владения Боллаэра. Как-то вечером Фантомас забрёл и в этот квартал, и звуки его аккордеона донеслись до самого конца улицы Сезар-Сантини. Цыганёнок в это время гулял вместе с детьми консьержки из соседнего дома как раз напротив гаража. Ни братья Пирс, ни сам Боллаэр, занимаясь своими делами, не обращали ни малейшего внимания на смуглого чернявого сорванца, играющего с другими мальчишками в «жучка» на противоположном тротуаре.

Между тем Жуан подмечал всё, что бы ни происходило; с первого же дня его острый взгляд фиксировал каждое движение подручных месье Боллаэра, работали они или устраивали долгое толковище в полумраке гаража. Но даже при таком усердии он не обнаружил ничего, что объясняло бы интерес этих людей к Фантомасу.

Когда на перекрёстке зазвучал аккордеон, цыганёнок подумал, что сейчас наконец что-то произойдёт. Зря, что ли, он всю неделю поджидал слепого на этой тихой, всегда безлюдной улице.

И слепой пришёл. Жуан увидел, как он появился в конце улицы и медленно двинулся в сторону гаража. Сипатяга Нанар вышагивал рядом с плошкой в зубах. Поводок был уже не нужен — пёс опекал хозяина с трогательной чуткостью. Поравнявшись с гаражом, Фантомас, должно быть, решил уйти с солнцепёка: держа белую трость горизонтально, он, осторожно ступая, перешёл улицу и остановился в тени стены как раз напротив предприятия Боллаэра.

Он поставил свой стул между двумя подъездами, уселся и раскрыл инструмент, готовясь к очередному концерту. Вокруг него уже собралась кучка ребятишек. Жуан присоединился к ним, краем глаза поглядывая, что делается в лагере противника.

Пол Пирс незадолго до того загнал в стойло своего красного слона. Сам он всё ещё находился в гараже — нырнув с головой в капот грузовика, копался в моторе. При первых же звуках аккордеона он мигом вынырнул. Затравленно глянул на улицу, увидел слепого и бросился к внутренней двери конторы.

Через две секунды в её пыльном окошке, как петрушка в кукольном театре, появилась курчавая голова месье Боллаэра, а затем и длинная красная физиономия Пола Пирса.

Оба довольно долго не сводили глаз со слепого, так что Жуан успел оценить написанную на их лицах тревогу.

Тут из-за угла высыпало сразу с полдюжины домохозяек. И, как не замедлил обнаружить Жуан, среди них успешно «затерялся» дежурный филёр Бонбон. Малыш прошёл мимо цыганёнка, даже головы не повернув, и притаился за углом на перекрёстке метров на пятьдесят дальше. Каждые две минуты оттуда высовывалась его белокурая головёнка — только-только, чтоб окинуть взглядом Фантомаса и его слушателей.

Боллаэр с Пирсом между тем задёргались. Оба петрушки покинули свой наблюдательный пункт. Пол Пирс вошёл в гараж и опустил железный заслон, но с такими предосторожностями, что скрежет разворачивающегося занавеса даже не заглушил музыку.

А скоро на сцене — в дальнем конце улицы Сезар-Сантини — появилось ещё одно действующее лицо. Жуан-Испанец удивлённо поднял брови. Где-то он уже видел этого здоровяка в синей кепке с длинным козырьком, с торсом гориллы, обтянутым тельняшкой. Ну да, точно, он заметил его, но оставил без внимания в первый день слежки, когда на посту № 3 подкарауливал месье Тео. Тогда этот человек вёл на поводке большую чёрную собаку — вполне возможно, Нанара. Одно к одному — не надо быть семи пядей во лбу, чтоб обнаружить связь между всеми этими подозрительными субъектами, которые там и тут крутятся вокруг слепого.