Пока все были заняты в гостиной, на кухне Эвелин успела без помех упаковать подарки в оберточную бумагу. Настало время уводить детей из дома под предлогом похода в магазин: действие обезболивающего заканчивалось, и Мэгги не хотелось, чтобы сын и дочь видели, как она страдает. Вскоре появится Сильвия и введет новую дозу лекарства, которое поможет Мэгги справиться с усиливающейся день ото дня болью. Дети, кажется, не замечали этой уловки взрослых, а если и начинали выражать недовольство тем, что приходилось куда-то идти, то Джек говорил Натану: «А кто же поможет бабушке?» И этого бывало достаточно, чтобы Натан бросался в прихожую натягивать сапоги, а за ним семенила и Рэйчел.

Вечером, после ужина, когда посуда уже была вымыта и убрана, Джек помог Мэгги сходить в ванную. От лекарств Мэгги испытывала многочасовые приступы тошноты, которые заканчивались рвотой и еще большей слабостью. В таких случаях Мэгги жестом давала понять Джеку, что ей плохо (за время болезни у них выработалась целая система условных знаков). Тогда он опускал ее ноги с кровати и помогал ей подняться. Мэгги, хотя и очень ослабла, все еще могла передвигаться, опираясь на мужа. В ванной комнате Джек обхватил Мэгги и держал, пока ее рвало в раковину. Затем, придерживая Мэгги одной рукой, он ополоснул раковину и отвел жену обратно в комнату, уложил в постель и заботливо подоткнул со всех сторон одеяло. Мэгги казалось, что ее муж — самый сильный мужчина на свете.

Когда Мэгги снова устроилась в кровати, вся семья собралась вокруг нее, чтобы посмотреть по телевизору сказку «Рождество Чарли Брауна». Все получили от фильма огромное удовольствие, но громче всех смеялась Рэйчел.

— Это моя самая любимая рождественская история, — сказала Эвелин, поднимая Рэйчел на руки, чтобы выкупать внучку перед сном.

При этих словах Натан вскинулся, вспомнив, что у него в рюкзаке лежит его собственная рождественская история. Он сбегал в свою комнату и вернулся к маме с тетрадкой в руках.

— Миссис Паттерсон сегодня вызывала всех по очереди, и мы читали вслух свои сочинения, — гордо сообщил он родителям. — Тайлер сфотографировал, как Санта-Клаус заходит в его комнату из кухни, а снеговику Джошуа кто-то оторвал голову.

— Ох, как это ужасно, — улыбнулась Мэгги.

Натан открыл тетрадку и начал читать:

— «Мое самое любимое Рождество было, когда я, мама и папа поехали на ферму кататься на санках. Папа свалился с санок, потому что мы сидели втроем, и мама смеялась всю дорогу до самого низа. Потом мы ели курицу, яблочные пирожки и пили горячий шоколад, а папа с мамой танцевали возле елки».

Мэгги сочинение сына очень понравилось. Она с улыбкой смотрела на т с лишней ножкой, на d с палочкой слева, а не справа, на неразличимые g и j. Похвалив Натана за хорошую память, она задумалась: неужели с тех пор прошло три года? Тот день стоял перед ее глазами так ясно, как будто был вчера. Они с Джеком посадили маленького Натана между собой, но не успели проехать и четверти пути, как Джек не удержался на краю санок и свалился. Мэгги хохотала до слез, глядя, как он кувыркается вниз по склону.

— Да, это и мое любимое Рождество, — сказала она, возвращая сыну тетрадку.

— И мое тоже, — вставил Джек. — Хотя я потом две недели хромал.

— А как же ты потом танцевал с мамой? — поддразнил его Натан.

Взор Мэгги затуманился. Джек обожал танцевать, несмотря на то что у него не очень получалось. Но если ему и недоставало грации, он с лихвой компенсировал это неудержимым задором.

— Твоя мама танцует лучше всех на свете, — сказал сыну Джек.

— Миссис Паттерсон тоже рассказала нам о Рождестве, которое ей запомнилось больше всего. Ей тогда бабушка подарила такие особенные туфли, розовые с бусинками. Миссис Паттерсон танцевала в них целый день. И даже спала в них, — поделился впечатлениями Натан.

— Надо же, — восхитилась Мэгги. — Наверное, это действительно были особенные туфли.

Тем временем Эвелин искупала Рэйчел, завернула ее в пушистое полотенце и отнесла в детскую, закрыв за собой дверь. Мэгги посмотрела на милое личико сына. Он унаследовал от отца голубые глаза и светлые волосы. В наступившей тишине она почувствовала, что ей надо поговорить с Натаном о скором будущем. Она знала, что другой возможности побыть со своим мальчиком наедине у нее может не оказаться, и попыталась собраться с духом для этого невыносимо трудного разговора.

— Милый, ты не принесешь мне попить чего-нибудь теплого? — попросила она Джека, глазами умоляя его выйти из комнаты.

Джек подскочил со стула, догадываясь о намерениях жены. Они не раз уже обсуждали, когда и как сказать Натану о самом страшном. Состояние Мэгги стремительно ухудшалось. Ни Джек, ни Мэгги не говорили о времени, но оба знали, что его оставалось мало.

— Конечно, — проговорил Джек и вышел.

— Миссис Паттерсон всегда придумывает для вас такие интересные задания, — сказала Мэгги Натану. — Напомни мне, что за сочинение ты написал недавно? То, что мне так понравилось.

— Про лягушек?

— Нет, это мне тоже понравилось, но то, кажется, было про цветы.

— А, да! — просиял Натан. — О чем думают цветы под снегом.

Мэгги улыбнулась его энтузиазму. Ее сынок всегда помогал ей ухаживать за цветочными клумбами возле дома. Еще двухлетним малышом она подводила его к крохотным росткам в земле и говорила: «Смотри, Натан, вот растет цветочек», и потом день за днем они следили за тем, как цветок вырастает, пускает бутоны и наконец расцветает.

Мэгги отвернулась на секунду, борясь со слезами, и снова обратилась к сыну:

— Натан, очень скоро многое изменится, — медленно подбирала она слова, — и тебе не все будет понятно.

По лицу Натана она видела, что ему уже не все понятно.

— Натан, — нежно произнесла она. — Вероятно, когда-нибудь, уже взрослым, ты станешь винить Бога в том, что я заболела, но прошу тебя, не делай этого.

Натан нахмурился, не зная, что и думать. Почему мама говорит о своей болезни? Он предполагал, что она скоро поправится, потому что люди, которые серьезно больны и никогда не смогут выздороветь, лежат в больницах.

— Я хочу, чтобы ты помнил: Бог не делал меня больной. Он помог мне бороться с болезнью, — говорила Мэгги. — Он давал мне силы играть с тобой и с Рэйчел и поддерживал в самые тяжелые дни.

Натан опустил голову. Ему не нравилось говорить о мамином нездоровье. Мэгги мучительно искала слова, которые не испугали бы восьмилетнего сына.

— Через некоторое время, — с паузами, задумчиво заговорила она, — ты, наверное, услышишь, как некоторые взрослые говорят: «Какая жалость! Господь забрал ее такой молодой». Но они будут не правы, Натан. Они будут не правы, и я не хочу, чтобы ты верил им. Каждый раз, когда ты будешь слышать эти слова, вспомни, что я скажу тебе сейчас: Бог не забрал меня. Он принял меня.

Наморщив лоб, Натан взглянул на мать. Мэгги смотрела в его перепуганные глаза. Может быть, он еще слишком мал, чтобы понять ее?