перейти из комнаты в комнату или спуститься по скрипучей лестнице на первый этаж. Крапленый кивнул, словно соглашаясь с самим собой, и зашагал ко входу в двухэтажный дом.

Косой столб дневного света проникал в узкий коридор сквозь открытую дверь и упирался в темный колодец деревянной лестницы. Крапленый поднялся до площадки второго этажа. Три одинаковые дощатые двери равнодушно глядели на незваного гостя мутными стеклами смотровых глазков.

Хранитель помедлил, сопоставляя данные мини-компа с примерной планировкой дома. Центральную квартиру он не брал во внимание по той причине, что все ее окна смотрели на южную сторону, сильно ограничивая сектор обзора. Судя по карте в ПДА, Балабол приближался к деревне с северо-востока. Окна квартиры по левую руку выходили на север, юг и восток – значит, там и быть наблюдательному пункту.

Крапленый толкнул дверь, перешагнул через порог, осмотрелся. Из вытянутой в длину прихожей прошел мимо кухни и спальни в большую комнату с удачным расположением окон. Находясь посреди комнаты, можно было наблюдать за подступами к деревне, улицей и проулками, оставаясь незамеченным для Балабола и наемников.

Возле длинной стены, рядом с трехстворчатым шкафом, стоял комод. Хранитель вытащил ящики, опрокинул комод на пол, перетащил в центр комнаты и поставил сверху кресло с деревянными подлокотниками. Потом взобрался на самодельный трон и посмотрел по сторонам.

– Самое то, – пробормотал Крапленый и довольно причмокнул губами. С высоты наблюдательного пункта открывался вид на подступы к деревне, центральную улицу, выходящие на нее проулки и на задние дворы развалюх. Сам он при этом оставался невидим для тех, кто находился снаружи дома.

Хранитель положил оружие на колени и попытался понять, в каком из заброшенных жилищ находится тайник проводника. Одна из расположенных на отшибе хибар привлекала внимание: вроде бы такая же полуразрушенная крыша с редкими листами шифера на обрешетке, такие же стены с проглядывающей сквозь бреши в штукатурке кирпичной кладкой, такие же окна с почерневшими от времени и грибка рамами без стекол, – и все же было в ней что-то особенное.

Крапленый вытащил из кармана разгрузки цифровой бинокль, нажал на кнопку включения, поднес окуляры к глазам. Несколько мгновений, пока процессор настраивал оптику, изображение то расплывалось, то становилось слишком резким. Наконец отчетливо видимая хибара оказалась будто на расстоянии вытянутой руки, и Крапленый понял, почему его взгляд задержался на этом доме. От пола к стропилам тянулись пересекающиеся под разными углами белые нити. Как будто внутри постройки обосновалась колония пауков.

– Аномалия, – догадался Хранитель, убрал бинокль и снова сконцентрировался на подступах к деревне.

Бессонная ночь давала о себе знать. Через некоторое время он начал клевать носом. Всякий раз, когда веки наливались тяжестью, а глаза слипались, Крапленый бил себя по щекам или щипал за руку. Это помогало, но ненадолго: он снова ронял голову на грудь, и цикл борьбы со сном начинался сначала.

* * *

Лань окончательно потеряла терпение, ткнула сталкера локтем в бок и сердито прошипела:

– Сколько можно наблюдать? Здесь никого нет. – Она откатилась в сторону, чтобы проводник не смог ей помешать, встала на ноги. Вышла из-под прикрытия развалин, сделала несколько шагов и остановилась посреди пыльной улицы. – Я ж говорю: здесь никого нет, – улыбнулась она, повернувшись лицом к мужчинам, и подбоченилась, согнув левую ногу в колене.

– Не баба, а сто рублей убытку, – прошептал Балабол, покидая наблюдательный пункт вместе с Потапычем, приблизился к наемнице и сердито сказал: – А если б в соседнем доме было лежбище мутантов, а ты тут такая вся: здрасьте, я на обед пришла? У нас один пистолет и нож на троих, как бы мы стали отбиваться? От поступков каждого из нас зависят жизни других. В следующий раз думай, прежде чем что-то сделать.

Дмитрий выпустил пар и отошел в сторонку, собраться с мыслями. Лань вывела его из равновесия глупым безрассудством. Он интуитивно чувствовал опасность, но не мог понять, откуда она исходит. Ощущение близкой беды появилось с тех пор, как он вспомнил имена спутников. «Может, это связано с болезнью? – размышлял Балабол. – Но ведь Зона вернулась, а вместе с ней и возможность исцелить недуг. Главное, найти нужные артефакты – и проблема решится сама собой. Но что, если интуиция предупреждает об опасности иного рода и подобные выходки только приближают трагическую развязку?»

После недавней выволочки щеки женщины покраснели, но не от стыда, а от бурлящего внутри гнева. Ноздри ее сердито раздувались, серые глаза метали молнии. Она искренне считала, что поступила правильно и проводник отчитал ее незаслуженно.

Потапыч подошел к Лани.

– Ты в порядке?

– Сам-то как думаешь? Этот отчитал меня, как девчонку, а ты ему слова не сказал поперек.

– Если честно, я считаю, что он прав. – В ответ на колючий взгляд напарницы Потапыч миролюбиво улыбнулся и добавил: – Ты тоже кое в чем права, поэтому предлагаю вам помириться.

– А я с ним не ссорилась. И вообще, я себя виноватой не считаю. – Лань гордо вскинула голову и громко спросила: – Ну и где твой тайник, ковбой?

– Меня так-то Балаболом кличут, – буркнул Дмитрий. – Идите за мной. И давайте на этот раз без выкрутасов.

Лань скорчила недовольную мордашку и высунула кончик языка, когда проводник повернулся к ней спиной и взял курс на нужный ему дом.

Дмитрий всегда тщательно подходил к выбору места для тайника. Он не закладывал нычки в печках и на чердаках заброшек, не делал подкопы под валунами и не прятал ничего в дуплах старых деревьев, как это практиковало большинство сталкеров. Каждый раз, отправляясь в ходку, он проверял подобные места на предмет чужого добра и нередко натыкался на припрятанные вещички. Делал это не ради наживы, а из спортивного интереса.

В том доме, куда он вел сейчас попутчиков, Балабол впервые оказался за год до эпической битвы на болоте. В тот раз он вместе с Сазаном отправился выполнять задание ученых. Яйцеголовые активно исследовали так называемых слизевиков, наиболее схожих по вредоносному воздействию на человека с «ведьминым студнем». Весь запас зеленой студнеподобной массы широколобые использовали для опытов, но так и не смогли прийти к однозначному выводу по поводу того, что из себя представляют похожие на гигантский плевок сущности. Одни утверждали, что слизевики – это мутировавшие одноклеточные грибы-гетеротрофы. Другие с пеной у рта доказывали, что это подвижные аномалии химической природы.

В спорах рождается истина, но только в том случае, когда есть с чем экспериментировать для подтверждения новых гипотез. Такой вердикт вынесли обе группы спорщиков и скинули в общую сеть запрос на доставку материала для научных исследований. Ближе всех к лагерю ученых оказались Балабол с Сазаном. Они и подрядились на доставку слизевиков за тысячу баксов и по три сотни патронов к «калашу» для