– Не видел, ваше величество.

– У неё должны быть кошки, было бы странно, если бы у неё их не имелось. Впрочем, кошки являются ещё признаком домашности, а какая домашность может быть у Елизаветы? Девочки, выросшие без матери, не умеют вести дом, – решительно заявила Мария и тут же прибавила: – А я умею – моя мать была настоящей королевой и настоящей женщиной, при ней дворец короля Генриха был подлинным королевским домом. Я тоже могла бы навести здесь, во дворце, порядок, но не хочу. Зачем мне это? Все мои помыслы отданы Богу, мирская суета меня не интересует, – со вздохом произнесла она. – Но продолжайте, – как вам поведение Елизаветы? Я слышала, что живость характера искупает недостатки её воспитания.

– Живость характера? – удивился сэр Роберт. – Я не сказал бы этого. Её высочество приняла меня холодно, задала несколько вопросов, а потом вообще отвернулась от меня. Принцесса надменна и замкнута.

– Значит, она не удостоила вас приятной беседой? – в голосе Марии прозвучала непонятная ирония. – Значит, вы зря ездили к ней?

– Ваше величество, мне сказали, что это необходимо было сделать! – взмолился сэр Роберт. – Если вам не угодно, чтобы я бывал у её высочества, ноги моей там больше не будет, клянусь вам!

– Не думаете ли вы, что меня заботит, бываете ли вы у принцессы Елизаветы или нет? Вы забываетесь, милорд, – у королевы много других, более важных дел, – голос Марии напрягся.

– Ваше величество, – сэр Роберт опустился на колени прямо на мокрые листья. – Прикажете казнить меня, если я чем-нибудь оскорбил вас. Я не хотел, я не желал вас обидеть, – боже мой, я совсем не умею вести себя при дворе! Моё желание – преданно служить вам, но я доставляю одни неприятности. Казните, меня, ваше величество, если я того заслуживаю. Казните меня, ваше величество!

В кустах орешника громко треснула ветка.

– Это большой жирный кот, – сказала Мария, – под ним даже ветки ломаются. Пошёл отсюда, пошёл! Брысь!.. Встаньте, милорд, – обратилась она к сэру Роберту, – я не сержусь на вас. Вы наивны, как ребёнок, но это неплохо. Сохраняйте свою наивность, она мне нравится… Вы видите сны? – спросила она, когда сэр Роберт поднялся.

– Наверное, вижу, – ответил он и испуганно взглянул на королеву: не сказал ли опять невпопад.

– Почему «наверное»? – ласково проговорила Мария. – Вы не знаете точно?

– Когда я ложусь спать, то проваливаюсь, словно в яму; а когда просыпаюсь, не помню, видел ли что-нибудь во сне.

– А я постоянно вижу сны; они бывают настолько яркими и связными, что мне кажется, я живу двумя жизнями – одной наяву, а другой во сне – и вторая насыщеннее первой… Я вам расскажу сон, который я видела вчера. Это очень личное, но вы – мой друг, и вам я могу довериться. Ведь вы мне – друг?

– Мадам! – горячо вскричал сэр Роберт, приложив руку к сердцу.

– Тише, милорд, не надо кричать, а то нас услышит кто-нибудь… Вот мой сон. Мне снилось, что я еду по большой дороге, проложенной над крышами Лондона. Вверху непроницаемая тьма, внизу туман, как сейчас, ничего не видно, но зато отчётливо слышны все звуки. Там кто-то поёт, кто-то ругается, а кто-то объясняется в любви. Эти звуки невыносимы, они будто раздаются в замкнутом пространстве, что-то вроде громадного медного таза, которым накрыт и Лондон, и дорога, по которой я еду, и вообще весь мир.

Я погоняю лошадь, но она не повинуется и продолжает еле-еле плестись. Моя голова нестерпимо болит, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. В довершение всего, сквозь булыжники дороги проступает какая-то жидкость; её становится всё больше, и я чувствую запах крови. Я хочу кричать, но не могу, из горла вырываются лишь слабые стоны, – и тут ещё лошадь поворачивает ко мне морду и жутко скалится; её шея вытягивается, как у дракона, зубы превращаются в клыки, и эта адская тварь начинает грызть мне колени и руки.

Я понимаю, что умираю, что умру через мгновение, – но в этот последний миг появляется рыцарь в золотых доспехах. Он подхватывает меня, сажает на своего коня, и мы взлетаем в небо. Тьма рассеивается, в тёмно-синем воздухе загораются звёзды, справа нам светит солнце, а слева – луна.

Ах, как приятно было лететь в небесной синеве! Эфир так лёгок, он был тёплым и нежным, как кожа ребёнка; он был наполнен запахами лаванды и фиалок. Мой рыцарь читал мне прекраснейшие стихи, их строфы разносились с тонким звоном по небесам, – и где-то звучали арфы, источая чудесную, радостную и трогательную мелодию…

Внезапно всё кончилось. Я снова еду по дороге, но уже в самом Лондоне через наши отвратительные грязные предместья. Улица за улицей, переулок за переулком я проезжаю их и не могу добраться до своего дворца. Меня сопровождает свита, я слышу пустые разговоры и пошлые шутки. Возле меня едет человек и бормочет любезности, каждое слово которых фальшиво. Моё сердце ноет от тоски; мне ясно, что мне никогда не добраться до моего дворца, – не говоря уже о сияющем небе, которое закрыто для меня навечно…

Вот такой сон. Что вы на это скажете?

– Ну, мадам, я, ей-богу, не знаю, что сказать! – потёр переносицу сэр Роберт. – Вам бы лучше обратиться к придворному магу, а я не мастер разгадывать сны.

– Но вы хотели бы стать рыцарем, спасающим меня от адских видений?

– Мадам, только прикажите! – пылко воскликнул сэр Роберт.

– Разве рыцарю надо приказывать спасать свою даму?

– О, нет, конечно, нет! Я не то хотел… Я не об этом… Бог мой, я непроходимый идиот! – с отчаянием заключил сэр Роберт.

– Будем надеяться, что это пройдёт, – улыбнулась Мария. – Но мне пора идти. Мои придворные заждались меня.

– Прощайте, мадам, – поклонился сэр Роберт. – Я благодарен вам за аудиенцию и за беседу.

Мария стояла недвижно.

– Поцелуйте же руку своей королеве, – наконец, сказала она.

– Да, разумеется! Это такое счастье! – сэр Роберт приложился к её руке.

Пальцы Марии затрепетали, по телу прошла дрожь.

– Милорд, – выдохнула королева. Затем, отняв руку и не глядя на него, проговорила: – Прощайте! – и быстро пошла к аллее, где её ждала свита.

– Прощайте, – повторил сэр Роберт. Он провожал Марию взглядом до тех, пока она не скрылась в тумане, а потом пошёл к воротам парка.

Из кустов орешника и от развалин канцелярии вылезли два тайных агента.

– Ты всё слышал? – спросил один другого.

– Всё.

– И что нам теперь делать?

– Доложить епископу Эдмунду.

– Но не будет ли это разглашением секретов её величества? Как бы нам не поплатиться за то, что мы слышали личный разговор королевы.

– А если не доложим, нас обвинят, чего доброго, в утаивании важных сведений. В конце концов, мы выполняем свою работу – и точка! Доложим его преосвященству – а там пусть сам разбирается! Наше дело сторона.