– Уф… надеюсь, стражники тоже любят сказки.

– Что ты хочешь этим сказать, о голубоглазый лис, терзающий мою селезёнку?!

– Ослик ворованный, – участливо пояснил Лев. – Его ищут со вчерашнего дня. Мне безумно интересно, как ты будешь объяснять его появление у себя во дворе вон тем неулыбчивым мордоворотам с копьями наперевес…

У калитки мелькнули медные шишаки городской стражи, чёрный ястреб Шехмета на щитах ясно показывал, кому они служат.

– А… но… тогда это не мой осёл! – в ужасе пролепетал домулло.

– Ну-ну… – ободряюще ухмыльнулся Оболенский и подмигнул Рабиновичу. Понятливый ослик тут же занял выжидательную позицию слева от Ходжи, умильно опустив реснички и всем видом показывая, кто здесь его любимый хозяин. Бедолага вновь закатил глаза, собираясь в очередной раз уйти в несанкционированный обморок, но не успел…

– Кто звал городскую стражу?

– Он, – честно указал пальцем Лев, спокойный, как слон (это шутка).

Стражников было трое: широкоплечий крепыш с ятаганом на поясе и сединой в бороде да плюс двое парней помоложе с доверчивыми лицами и длиннющими, неповоротливыми копьями.

– Эй, ты! А ну говори, сын шелудивой собаки, зачем ты прервал наш дневной обход?!

– А… э… э… уважа… почтеннейш… – Беспомощный Насреддин переводил жалобный взгляд с осла на стражника, с зевак на Оболенского и никак не мог совладать с языком. – Но… клянусь аллахом… он – вот! В смысле, вот он… Я и это…

– Он – Аллах?! – недопонял бородач. – Да я сию же минуту велю своим молодцам дать тебе пятьдесят палок за богохульство! Прямо по этой выдолбленной тыкве, что сидит у тебя на плечах…

– Минуточку! – снизошёл Лев. – Давайте не будем опускаться до банального милицейского произвола. Мой друг Ходжа Насреддин вызвал вас для того, чтобы сдать властям нового Багдадского вора.

– Ва-а-х… – удивились все, а минутой позже в адрес стукача полетели упреки и оскорбления. Перспективный мулла стоял опустив голову, с красными ушами, под градом народного негодования, пока наконец старший стражник не навёл хоть какое-то подобие порядка.

– И где же этот ваш Багдадский вор?

– Это я, – сделал книксен Лев. Все присутствующие разом заткнулись. Было слышно, как летают мухи, но они, к сожалению, существа неразумные и театральную паузу держать не умеют. Бородач недоверчиво оглядел Оболенского и потрепал его по плечу:

– Да уж… с такими особыми приметами, как у тебя, молодец, глупо становиться вором. Вторых голубых глаз не сыскать во всём Багдаде. Ну, и что ты украл?

– Одежду, ранее находящуюся в собственности некоего купца Гасан-бея из Бухары, несколько монет у незнакомого мне торгаша на базаре и вот этого прекрасного серого осла, ещё вчера принадлежавшего двум братьям.

Один из молодых стражей хлопнул себя по лбу и начал что-то торопливо шептать на ухо старшему. Тот кивал, хмуря брови… Горожане и соседи, облепившие забор, недоумевающе переглядывались, не понимая, зачем этот безумец сам на себя наговаривает. Но хуже всех пришлось Ходже Насреддину… Как бы Лев Оболенский избавил его от необходимости объяснять «скользкое» появление краденого ослика во дворе своего дома. Этот невероятный внук старого поэта-пьяницы взял всю вину на себя. Получается, что он, Ходжа, ни за что ни про что взял и предал хорошего человека, а жестокие муки совести способен перенести не каждый…

– Похоже, ты говоришь правду, – решил наконец бородатый стражник, демонстративно кладя мозолистую ладонь на рукоять кривого ятагана. – Пойдёшь с нами, суд эмира праведен и скор. Украденный тобой осёл будет взят в уплату за труд судии, писца и палача.

Оболенский притворно склонил голову и сделал первый шаг к калитке, пареньки с копьями неловко выстроились сзади. Народ заохал и заахал, приговор ни у кого не вызывал сомнений, и тут… несчастный Насреддин не выдержал.

– Прости меня! Прости мою подлость, Лёва-джан! И вы… вы все, добрые мусульмане, простите меня, недостойного! – завопил он, падая на колени и пытаясь на ходу поцеловать край халата Оболенского.

– Да простит тебя Господь, как я прощаю, – царственно задержался кудрявый аферист. – Ибо сказано в Писании: «Прощай обидчикам своим и тебе простится на небесах». Я уже почти возлюбил тебя, сын мой!

– Какой сын? – оторопел Ходжа.

– Ну, не сын, брат… – поправился Лев, улыбчиво пояснив для старшего стражника: – Ведь все мы братья во Христе.

– Что?! – побагровел тот. – Так этот неверный баран тебе ещё и брат по вере?

– Почему же только по вере… Вообще-то у нас, реальных братанов, целая система конкретных взаимоотношений. Всё по уму и по понятиям: я ворую, он продаёт. Укрыватель и соучастник…

– Не-е-е-ет!!! – взвыл почти обезумевший домулло, но Оболенский спокойно предложил:

– Не верите? Идите в дом и посмотрите…

В скромный домик Насреддина вломились все, включая наиболее любопытных соседей. Бедный хозяин наконец-то на самом деле потерял сознание – по стенам висели дорогие ковры, по углам валялась парча и шёлк, на полу сгрудилась серебряная чеканная посуда, а на самом видном месте стоял большущий раскрытый мешок дорогого пакистанского опиума. С таким поличным стражники не брали ещё никого…

* * *

На чужую кучу неча глаз пучить.

Это о жадности, честное слово…

Сам Оболенский уверял меня, что никакого особенного стресса не испытывал. Не сейчас, а вообще… Тьфу, ну, я имею в виду не когда им обоим вязали руки, намереваясь вести в зиндан, а вообще – в связи с неожиданным перемещением на средневековый, сказочный Восток. Так вот, стресса никакого! Нормальные люди кричат, бьются в истерике, рвутся домой, к маме, – словом, ведут себя как все реальные (невымышленные) перемещенцы во времени. Это только у плохих писателей-фантастов героя перебрасывают черт-те куда, а у него даже нос не почешется. Можно подумать, ему в собственном мире терять было нечего… А как же дом, друзья, учёба, работа, семья и родственники? Им-то каково, когда их сослуживец, друг или законный муж исчезает неизвестно куда?! Тут такое поле для классических мексиканских трагедий, что уже не до фэнтези… Нет, дорогие мои, нормальный человек от перемещения всегда испытывает стресс и страдает всегда – это я вам заявляю вполне авторитетно. Но Лев – явление уникальное… Никакого страха, никакой паники, никакой истерики с выжиманием слёз и битьём себя коленом в грудь – ни-че-го! Ну, разве что огромное любопытство… Он с наслаждением впитывал в себя саму атмосферу нового и забытого (как ему казалось) мира, искренне считая волшебный Восток своей единственной родиной. Незнакомым словечкам, периодически у него выскальзывающим, мой друг значения не придавал. Он и смысл-то их помнил весьма приблизительно, изо всех сил убеждая самого себя в том, что он непременно должен завоевать законное «место под солнцем». Или, вернее, отвоевать его назад, ибо его род – род Багдадских воров Оболенских – наверняка заслуживал большего, чем тюрьма и плаха…