У этого царя было пять первых советников, из которых один, возразив, сказал: «Ничто не спасет нас от такого нападения, как только бегство отсюда, поскольку мы не в силах противостоять врагам».

И другой: «Я не думаю, что несчастье таково, чтобы из-за одного нападения пасть так, чтобы покинуть родину и избрать жизнь на чужбине. Я полагаю, что следует подготовиться и тайно организовать сопротивление; если же когда-либо враги нападут, то сразиться с ними и не допускать их вторжения к нам. Если мы их одолеем, слава богу,[66] если нет, то с готовностью выполним первый совет».

Третий сказал: «Нехорошо, о царь, они говорят. Нам следует точно разузнать, не хотят ли наши враги подружиться с нами и заключить мирный договор, привлекаемые дарами,[67] которые мы пошлем им, и тогда будем жить беззаботно. Ведь цари, боящиеся за свою страну и не могущие противостоять врагу, всегда заключают соглашение с помощью золота, благодаря которому они оберегают своих подданных».

Четвертый сказал: «Плохой совет; лучше стенать в жизни и терпеть тяготы, чем так смириться перед врагами, которых мы лучше и достойнее. Если мы даже предпримем то, что ты одобряешь, они не удовольствуются малым, но будут добиваться того, что сверх наших сил. Говорят, что следует в случае необходимости склонять врага к дружбе путем надлежащих даров, но отнюдь не многочисленных. Ведь это усилит его, а нас ослабит. Ведь для стоящих на солнце небольшой наклон усилит тень, несоразмерный — сократит ее. Итак, надо набраться терпения и воевать».

Пятый сказал: «Воевать невозможно, ибо враги сильнее нас. Кто не знает сам себя и сопротивляется более сильному, тот вредит себе больше, чем противникам. Разумный никогда не рассчитывает, что враг слаб. Я по крайней мере и раньше боялся врага и еще прежде был им напуган. Никто из разумных не презирает своего врага, даже если он далеко находится. И отличный военачальник не предпринимает сражения без какой-либо определенной хитрости. Ведь если в остальных случаях всякие издержки касаются богатства и речей, то на войне речь идет о самих душах».

Царь сказал: «Если ты не соглашаешься воевать, что другое ты допускаешь?».

Он сказал: «Следует тебе, о царь, советоваться с разумными подчиненными. Ибо отличный совет сильнее многих войск и оружия, ведь на совете царь слышит разумные мнения, подобно тому как реки присоединяют свои воды к морской воде. И не ошибается разумный в силе врага и в том, каков вред от него, и сколько и чего враг желает, и какими войсками, снаряжением и приготовлениями он располагает. Коль скоро ты обратился ко мне за советом, о царь, я хочу с тобой побеседовать и наедине и при всех. Я понимаю, что воевать невыгодно, так же как и платить дань и принимать такое унижение. Мудрый муж изберет скорее почетную смерть, чем жизнь в бесчестии. Итак, не пренебрегай этими делами, откладывая их. Поэт сказал: „мешкотный борется с бедами всю свою жизнь непрерывно“.[68] Наедине я тебе открою то, что я слышал от говоривших прежде: цари побеждают благодаря отличному управлению. Отлично управлять можно только благодаря отличным и разнообразным советам. А советы наиболее действенны тогда, когда они не искажены. А искажаются они тайно пятерыми: теми, кто призван на совет, или действующими в качестве служителей, или посланными с каким-нибудь поручением, или пекущимися о предстоящих делах с помощью определенных действий, или рассуждающими правильно. Кто умеет хранить свою тайну, для того возможны два пути: или он достигает положения начальника, или, будучи неудачливым, избегает упрека в неудаче. Не следует призванному на совет и оказавшемуся более мудрым, чем советники, пренебрегать их речами, ибо благодаря им укрепляется и увеличивается правильность его рассуждений. Если царь соблюдает свои тайны и имеет для управления разумных мужей, а намерения его остаются скрытыми и непонятыми и он никогда не пренебрегает благомыслящими, а также проходит мимо ошибок, совершаемых кем-либо, то такой царь во всем будет удачлив. Есть порядок и в тайнах: одни тайны допускают лишь двух участников, другие — большее число. В том, что я тебе намереваюсь сообщить, я хочу соединить два языка и четыре уха».

(92) Выслушав это, царь встал, заговорил с ним наедине и спросил о причинах большой вражды между воронами и совами. (93) Тот сказал, что сначала причиной этой ссоры было то, что некогда птицы, собравшись, выбрали царем сову. А один ворон, оказавшийся там, сказал: «Если бы не осталось никого из благородных, как павлин, журавль, утка или голубь, то и тогда не следовало бы нам провозглашать царем это безобразное существо. Ведь красота души у нее отсутствует, и вместе с тем она глупа и неразумна, вспыльчива и беспорядочна, а также лишена дневного зрения; она хитра и коварна и самая худшая из всех».

(97b) Выслушав это, птицы лишили сову власти. (97c) Изгнанная сова сказала ворону: «Я не знаю, о ворон, что такое я сделала когда-нибудь против тебя, что ты так мне отплатил? Знай же, что срубленное топором дерево снова растет, а рана от меча зарубцовывается и залечивается. Укол же от языка неизлечим, поскольку разит в самое сердце. (97d). Ибо и вода гасит огонь, и яд обезвреживается какими-нибудь лекарствами, и любовь завершается успехом, пламя же злопамятства вечно; возникшее между нами и вами, о вороны, оно никогда не будет искоренено». Сказав это, разгневанная сова удалилась, а ворон раскаялся в том, что был дерзок.

(98a) Царь сказал: «Я понял это. Расскажи все же о предстоящем и необходимом и что именно следует теперь делать».

Ворон сказал: «Что касается войны, я не одобряю и не поощряю ее, но хорошо, если бы нам удалась какая-либо хитрость, ведь она весьма действенна. (100b) Я думаю, что хорошо было бы, чтобы ты, царь, якобы разгневался на меня до предела и приказал бить меня беспощадно в присутствии всех так, чтобы я был орошен кровью от множества ударов; пусть и перья у меня вырвут и хвост и бросят близ дерева. Потом, когда это будет сделано, ты вместе со своими подчиненными удались куда-нибудь, а мне предоставь остальное».

Так и сделав, царь со своими подчиненными удалился. (101) Ночью совы, явившись к дереву, не увидели там никого, кроме лежащего избитого ворона; они сообщили об этом своему царю. Приблизившись к ворону, царь спросил, откуда он и куда отправились остальные вороны. А тот сказал: «Я — некто нектович,[69] а куда отправились вороны, не знаю. Ибо как, находясь