«Эт’ хто сказал? Вааще-то это я ее повалил».

«Нет, ты просто прижал ее к полу, чтобы убрать с линии огня».

— И это бы не сработало, — сказал им Фудир. — Мы все равно остались бы на мушке у Ригардо-джи. Он и нас бы застрелил. Впрочем, думаю, он с самого начала именно это и планировал.

«Я ему с самого начала не доверял».

«Ты, Ребенок, вообще никому не веришь».

«Я что-то не заметил, чтобы доверие к людям нам хоть раз пошло на пользу».

К разговору подключился облаченный в хламиду юноша:

«И я ему тоже не доверяю. Что-то есть подозрительное в том, как он держится, в его интонациях».

— А ты что скажешь, Полианна? — спросил Донован. — Ты-то всегда видишь лучик света даже за самой черной тучей.

Девушка в хитоне сидела на полу возле койки.

«Зато ты видишь черную тучу даже на самом ясном небе, — сказала она. — Скоро все разрешится. Просто подожди — и увидишь».

Донован ожидал, что этой же ночью контрабандист воспользуется потайной дверью и проникнет к нему, поэтому Внутренний Ребенок и Силач остались на дежурстве, наблюдая за каютой через полузакрытые глаза и внимательно прислушиваясь. Было бы неплохо получить хоть какое-то объяснение тому, что Ригардо-джи не выполнил своего обещания, хотя Донован вовсе не был этим опечален. Какой-то внутренний зов заставил Силача защитить их похитительницу. Силач не мог похвастаться остротой ума, зато его инстинкты никогда не подводили.

Человек со шрамами уловил постукивание за стеной и прислонился к переборке, чтобы отчетливее разобрать звук. Тот раздавался через неравные промежутки; вначале издалека, откуда-то со стороны кормы, но постепенно приближался, пока не поравнялся с ним. Некоторое время не доносилось ни единого шороха, и в душе Донована-буига медленно росло ощущение, что по другую сторону панели что-то есть и это что-то знает о его присутствии.

Доновану до того вдруг стало неуютно, что он осторожно отодвинулся от стены настолько, насколько позволяли ремни, и замер, стараясь даже не дышать.

Медленно текли секунды.

Рядом с его головой вновь раздалось постукивание, а потом звуки из потайного коридора начали удаляться. Теперь человек со шрамами смог вздохнуть спокойно. Шелковистому Голосу стук напомнил тот, какой бывает, когда играешь с теннисным мячиком, — вот только этот мяч казался сделанным из металла и медлил, прежде чем подпрыгнуть вновь.

Чуть позднее Внутренний Ребенок услышал, что звуки возвращаются. Передав эти сведения Ищейке, чтобы тот ломал голову над загадкой, он продолжил ждать появления контрабандиста.

Но никто так и не пришел ни в эту ночь, ни следующим днем, ни вечером.

Человек со шрамами гадал, не решил ли Ригардо-джи все-таки действовать самостоятельно. Тот мог напасть на Равн из засады и завладеть кораблем, оставив Донована прикованным к кровати.

Но на третий день, когда судно вошло в пространство Мегранома и поползло к Палисадному бульвару, именно Равн Олафсдоттр явилась, чтобы освободить человека со шрамами от оков.

— Вставай, до-оро-охуша, — произнесла она. — До-олжно-о быть, про-охо-оло-одался.

Она положила ключи ему на ладонь и отступила назад.

— Психологический прием, — сказал Фудир, возясь с замками, удерживавшими ремни. — Твой алабастрианский акцент — всего лишь шутливое кривлянье. В большинстве своем граждане Лиги считают «гудков» людьми недалекими. Это не слишком справедливо по отношению к алабастрианцам, зато тебе только на руку, если противник недооценивает твои способности.

— А ты умен, мой друг. Ужель настолько предсказуема твоя презренная раба, что видишь ты ее насквозь!

— Маньярин же помогает тебе казаться опасной.

Наконец-то справившись с путами, Донован поднялся с койки и стал разминать мышцы. Олафсдоттр протянула ладонь, и человек со шрамами вложил в нее ключ.

— Знаешь, не обязательно было затягивать так туго.

— Да, — мрачно ответила конфедератка, — знаю.

— Ничего интересного не случилось, пока я был привязан?

Олафсдоттр слегка склонила голову набок.

— А должно было?

— Да нет. — Он прошел мимо нее. — Я голоден. Идем уже обедать.

Он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли она за ним или опять нацелила шокер на его зад.

Человек со шрамами энергично уплетал собственноручно изготовленный обед: даал с фасолью и жареными грибами, яичницу и холодный жирный бекон, который прихватил из холодильника в кладовке. Олафсдоттр аж передернуло, когда он принес все это в столовую.

— А что? — спросил Фудир. — Ты предпочитаешь питаться как-то иначе?

Олафсдоттр поиграла шокером, держась на безопасном расстоянии от своего пленника.

— Я ем то же, что и все разумные люди. Скажем, яйцо всмятку, разбив с тупой стороны, и небольшую порцию фруктов разных цветов — зеленую дыню, желтый ананас, белую восковую тыкву — для наилучшего эффекта. И чашечку заварного кофе, такого густого, чтобы в нем ложка стояла.

Фудир посмотрел на нее с любопытством.

— Сдается мне, как раз таки эспрессо из списка можно было бы и вычеркнуть. Неудивительно, что ты вечно такая напряженная. Тебе стоит как-нибудь попробовать терранскую еду.

Она с отвращением взглянула на его тарелку.

— Обязательно. Когда-нибудь.

— Так, значит, последние пару дней все было тихо?

— А могло быть иначе, учитывая, что ты был привязан к кровати?

«Стало быть, — сказал Ищейка, — Ригардо-джи не пытался разделаться с ней самостоятельно. Лживый пес!»

Внутренний Ребенок вдруг уловил донесшийся откуда-то издалека стук, который неоднократно раздавался возле головы человека со шрамами, пока тот был в заточении. Одного взгляда на Тень хватило, чтобы понять: она тоже его слышит.

— Что это за шум? — спросил Фудир, крутя головой словно в поисках источника звука. — С кораблем что-то не так? Может, нам стоит встать на ремонт на Меграноме?

Губы Олафсдоттр медленно изогнулись в улыбке, а затем столь же медленно распрямились.

— Как всегда, ловишь момент, дорогуша. Кто знает, не ты ли оставил что-то кататься по палубе, чтобы убедить меня встать на ремонт и предоставить тебе возможность сбежать. Конечно, у тебя бы это все равно не вышло, но я предпочту отклонить твое предложение, чтобы тебе не пришлось испытать горькое разочарование.

— И как бы мне это удалось? Ведь я был связан, — заметил Донован.

— Ну-ну-ну, дорогуша. Великие дела ждут тебя на Генриетте. А завтра, — добавила она, принюхиваясь, — приготовь себе что-нибудь другое. От этой еды воняет.