Да, действительно, надежных, верных войск в Москве в тот момент было немного – основные силы были на фронте в районе Курска. Главные надежды ВЧК возлагала на дислоцированные в Кремле пулеметные курсы, сформированные из бывших унтер–офицеров.

Опорой контрреволюции были военные школы: Пехотная, Высшая школа военной маскировки, Окружная артиллерийская, Броневая. В одной только Маскировке окопались несколько десятков контрреволюционно настроенных офицеров.

Перед чекистами – непосредственными исполнителями плана председателя ВЧК – встал вопрос: с чего начать? В создавшейся обстановке промедление было смерти подобно. Офицеры могли выступить со дня на день. Срочно были приняты некоторые меры для их нейтрализации. Руководители операции, конечно, понимали, что офицерского мятежа не предотвратить, в лучшем случае можно лишь ослабить. Необходимо было найти честных людей и с их помощью добраться до верхушки заговорщиков.

Такие люди, конечно, были. Чекисты всегда стремились поддерживать тесные связи со всеми честными людьми, в том числе и лояльно настроенными военными специалистами, бывшими офицерами и даже генералами старой русской армии. И на этот раз руководство ВЧК не мыслило проведение операции без помощи преданных советской власти людей. Кое–какие подходы к офицерской среде уже наметились. Но оперативного материала пока было недостаточно. Однако вскоре в их руках оказалась нить, которая привела к одному из главных руководителей заговора.

Артузову позвонили из комендатуры.

– Военный, кажется, доктор, хочет непременно увидеть товарища Дзержинского. Приходит второй раз. Пускать или не пускать?

Сердце екнуло от предчувствия.

– Задержите доктора до моего прихода.

Через несколько минут Артузов уже беседовал в своем кабинете с молодым еще человеком в хорошо подогнанной военной форме, с выправкой кадрового офицера.

Артузов представился и спросил:

– Что вас, уважаемый доктор, привело к нам? – Он уже знал, что неожиданный посетитель действительно военврач, в настоящее время – начальник медсанслужбы Окружной артиллерийской школы.

Вздохнув, доктор просто ответил:

– Совесть…

– Слушаю вас.

– Мне бы хотелось встретиться с председателем ВЧК.

– Это вполне возможно. Но мне нужно знать, по какому поводу вы добиваетесь такой встречи? Товарищ Дзержинский – чрезвычайно занятой человек. Может быть, я смогу быть вам полезным?

– Видите ли, я оказался в двусмысленном положении. С одной стороны, я – врач Окружной артиллерийской школы и не должен выносить, как говорится, сор из избы. С другой стороны… Словом, дело в том, что по слабости характера я позволил втянуть себя в сомнительную офицерскую организацию, выступающую против Советов.

– Вот как? – удивленно вскинул брови Артузов. – И что же это за организация?

Видимо, признание нелегко давалось сидящему перед чекистом военному.

– Организация офицерская, – с усилием выдавил он наконец, – действует в нашей артиллерийской и других школах. Совесть не позволяет мне молчать…

Артузов мягко заметил:

– В таком случае вы должны нам помочь ликвидировать организацию, которая выступает против народа, против советской власти. Кто ее возглавляет?

Доктор замялся:

– Я пришел к вам как на исповедь, а вы толкаете меня на это самое… На фискальство.

Артузов понимал собеседника: в то тревожное время подобные взгляды были типичны для определенной части интеллигенции, и переубедить доктора будет нелегко. Утешало одно: он, Артузов, имеет дело с порядочным человеком, искренне симпатизирующим советской власти. В конце концов, сообщение об организации в артиллерийской школе – уже конкретный факт, опираясь на который, можно работать.

– Так я пойду, – неожиданно заторопился доктор. Артузову необходимо было задержать его хотя бы на несколько минут. Может, он еще скажет что–нибудь важное?

– Вы же хотели встретиться с товарищем Дзержинским?

– Я предвижу, что он мне посоветует. Я так и поступлю, выйду из организации.

«Господи, – подумал Артузов, – святая простота! Он полагает, что его благородные коллеги–офицеры так и позволят ему добровольно уйти от них. Его же убьют!»

– В таком случае я вас не задерживаю и лишь хочу от имени ВЧК поблагодарить за то, что вы пришли к нам. Ваш приход я расцениваю как доверие к ВЧК со стороны интеллигентного человека. И еще вот что… От себя лично позволю дать совет: не стоит рассказывать сослуживцам о визите к нам и распространяться о своем выходе из организации.

В глазах доктора мелькнула растерянность, похоже, он понял обоснованность предупреждения. Артузов не был назойлив. Уговаривать доктора не стал, понимая, что тот больше ничего не расскажет. И все же Артур Христианович надеялся, что разбуженная совесть доктора, возникший в душе внутренний конфликт заставят его сделать следующий, более решительный шаг к установлению истины. А пока спасибо ему и за то, что сообщил об организации.

Доктор какое–то время нерешительно топтался на месте, потом надел фуражку и собрался выйти из кабинета. Но на пороге остановился в задумчивости.

«Терзается, – подумал Артузов, – что–то еще хочет сказать».

– Я вам все–таки советую встретиться с товарищем Дзержинским, – произнес он, рассчитывая, что с председателем ВЧК посетитель будет более откровенен.

Дзержинский принял доктора. В его кабинете военврач разговорился, весьма нелестно говорил об одном из руководителей организации:

– Играет в будущего диктатора Москвы, белая кость! Вроде бы невзначай и вне связи с контрреволюционной организацией военврач упомянул фамилии двух начальников окружных военных школ: артиллерийской – Миллера и маскировки – Сучкова. Дзержинский сделал вид, что он так и не понял, проговорился доктор случайно или назвал фамилии намеренно, но в такой форме, чтобы не выглядеть перед ним доносчиком.

В руках чекистов оказались уже вполне реальные имена – Миллер и Сучков. Начинать надо с Миллера. Как–никак в распоряжении начальника артиллерийской школы были не маскировочные средства, пускай и с многочисленной обслугой, а самые настоящие орудия с основательным запасом снарядов.

Не теряя времени, чекисты установили наблюдение за предателем. Они узнали, в частности, что недавно Миллер просил заместителя председателя Реввоенсовета республики Эфраима Склянского выделить для школы еще одну батарею скорострельных орудий, а ему лично – мотоцикл с коляской. РВС его просьбу пока не рассматривал. Узнав об этом, Дзержинский подумал: «А что, если дать ему этот мотоцикл, разумеется, с нашим водителем в придачу?»

Связались со Склянским, и тот отдал необходимое распоряжение. Вскоре перед начальником артиллерийской школы предстал красноармеец, облаченный в кожаные галифе, куртку и шлем с огромными очками–консервами. Из кожи были и сверкающие, словно начищенные ваксой, раструбы перчаток.